Ловчий
Шрифт:
Ты, Димка, наверное, знаешь, что нынешней весной Кир угодил в автомобильную аварию. Об этом довольно много писали.
Я молча кивнул.
— Кир отделался легкими ушибами, — продолжал Гарик, — но погибла ехавшая с ним молодая журналистка. Никаких упреков в адрес Кира не высказывалось, он ведь сам — жертва… Но мне вдруг показалось — я почти физически ощущал свою правоту, — что и в этом случае у Кира была альтернатива.
«Ладно, Кир, — сказал я. — Спасибо, что спас Яну. Век не забуду. А что тебе помешало спасти ту журналистку?» Он вздрогнул, но не очень-то удивился. Непривычный к возлияниям, он в немалой степени утратил контроль над собой. Возможно, ему почудилось, что мы до сих пор говорили не о Яне, а о его погибшей спутнице. Короче, он прозевал опасный поворот. А может, не видел причин для игры в молчанку. Он сам взял бутылку, налил себе до краев, выпил и заговорил: «А что я мог сделать, Гарька? Значит, судьба. Я не хотел ее брать в тот день. Сама напросилась. Ну ладно. Мы ехали на рыбалку. На трех машинах. Мы с Ольгой — в средней. Только-только начало светать. Вокруг — густой лес. Тишина. Пташки поют. Идиллия! Передняя машина слегка ушла в отрыв. И вдруг сбоку из зарослей орешника прямо на нас вылетает самосвал. Нет, это было не покушение. Самосвальщик возвращался из дальней деревеньки от своей дамы сердца и, положившись на безлюдье и рань, жал на газ до упору. А лесные дороги — сам знаешь, на них не разминешься. Столкновение казалось неизбежным. Но мой водитель среагировал мгновенно. Будь дорога чуть шире… Короче, мы загремели с крутого обрыва. Судьба! А дальше — как в кино. Меня и водителя выбросило на обочину. Я сильно ударился о придорожный камень. Когда очнулся, машина внизу пылала как огромный факел». — «Да нет же, Кир, все было не совсем так», — ведомый наитием, проговорил я, не сводя с него глаз. «Чуть-чуть по-другому, — со вздохом согласился он. — Водитель успел выпрыгнуть, я — нет. Машина кувыркалась как чертова трещотка, Ольга визжала… Должно быть, на какой-то миг я отключился. Когда пришел в сознание, машина полулежала на боку. Мотор работал; резко, до одури пахло бензином. И я понял, что сейчас полыхнет». — «И ты опять дал деру». — «С твоей лексикой, Гарька, никогда не стать дипломатом». — «Почему ты не вытащил Ольгу?» — «Она была в обмороке, а счет шел на секунды. Ситуация легко просчитывалась. Либо мы сгорим на пару, либо я использую свой шанс». — «Но ты же мог ее спасти!» — «Гарик, каждый должен заниматься своим делом. Я не спасатель. Со мной была куча телохранителей. Но эти дураки в третьей машине погнались за самосвальщиком, а головная машина ушла в отрыв. Пока разобрались, что к чему, было уже поздно». — «Ты мог ее спасти». — «Я же объясняю: она была в обмороке, а дверцу с ее стороны заклинило». — «Совесть твою заклинило, сукин ты сын!»
Нестерпимо, до бешенства мне снова захотелось врезать ему в челюсть. С трудом сдержавшись, я добавил пару соленых фраз и покинул его апартаменты.
Ну вот… А теперь, Димка, посмотри на эту штуковину…
Касаев достал из бокового кармана пиджака небольшой блокнот и многозначительно раскрыл его передо мной.
Я увидел весьма необычный миниатюрный диктофон, оформленный под записную книжку. Вот все и объяснилось… Разумеется, я ничем не выдал своей осведомленности и продолжал сочувственно внимать собеседнику.
— С первых шагов в журналистике я стал пользоваться диктофоном, — доверительно сообщил Гарик. — Но знаешь, какие тогда были диктофоны — размером с портфель. А вскоре получилось так, что я написал об одном умельце, и моя статья помогла тому пробить давнее изобретение. В знак благодарности он и собрал для меня вот этот диктофон — уникальный прибор, между прочим. Я, конечно, отнекивался, отбивался руками и ногами, но в конце концов пришлось принять подарок. С той поры он стал моим первым помощником в работе. Выкладываешь эту книжечку перед собой и спокойно беседуешь — пленка крутится. А то и выкладывать не надо — он прекрасно пишет в кармане.
Но клянусь тебе, Димка, как на духу: у меня и в мыслях не было записывать наш с Киром разговор. Должно быть, я случайно задел кнопку, когда полез в карман за сигаретами. А может, мою руку направлял сам Бог. Так или иначе, на следующее утро я обнаружил, что наша приятельская беседа записана до последнего слова. Я прослушал ее на трезвую голову несколько раз кряду, и мне стало страшно. Я вот что представил: а вдруг произойдет невероятное и Кир добьется своего? Вдруг он и вправду ухватит главный рычаг? Натворит бед и — даст деру. Как всегда. Сами, мол, виноваты… Хотя, если честно, я никогда всерьез не верил в его великое предназначение. Это еще бабушка надвое сказала. Меня другое проняло сильнее. Дело в том, что Кир, если тебе известно, пользуется симпатиями прессы. Собственно, пресса и создала ему авторитет. Имидж. Без нее он — мыльный пузырь.
И вот я подумал: а какого дьявола он должен пользоваться журналистской поддержкой? Можешь считать это местью с моей стороны. Я не возражаю. Я выстрадал право на нее. Есть такое понятие: корпоративная солидарность. Киру могут многое простить. Могут закрыть глаза на всякие его не очень красивые делишки с акциями, гуманитарной помощью и прочей кормежкой. Но уверяю, Димка, ни один мой коллега по перу не останется равнодушным, узнав, что Кир не использовал шанс — пусть даже теоретический — спасти человека, женщину, журналистку. Этого ему пресса не простит. Тут его рассуждения об оптимальных вариантах не пройдут. Тут уже включаются эмоции на уровне подсознания. Мыльный пузырь лопнет. И в то же время я не хотел предвзятости. Да и Питер, что ни говори, в стороне от большой политики. Во всяком случае, не в самом пекле. Поэтому я решил передать пленку одному известному московскому журналисту, мнению которого доверяю безоговорочно. Но прежде, в память о былой дружбе, я решил дать Киру возможность уйти без скандала. Он оставил мне свою визитку с особым телефоном — «для друзей». По этому-то номеру я и позвонил ему однажды утром, когда мои разошлись по делам. Я ничего не стал объяснять, просто прокрутил небольшой фрагмент записи. Он сразу все понял. «Чего ты добиваешься, Гарька?» Я лаконично изложил свои пожелания. «Гарька, это не телефонный разговор. Завтра я пришлю своего человечка. Но обещай пока ничего не предпринимать». Я пообещал. Назавтра и вправду прибыл его посланец. Разговор свелся к предложению продать пленку. Цена быстро росла. Но ни этот хлыщ, ни сам Кир не могли понять элементарной истины: есть вещи, которые не купить за деньги. Гонец уехал с пустыми руками. Я внятно предостерег его от глупостей, сказав, что располагаю несколькими копиями, которые находятся у надежных людей, а те мгновенно их запустят, случись со мной или моими близкими транспортная или иная неприятность.
Назавтра мне позвонил Кир. «Гарик, нам нужно встретиться». — «Хорошо, но разговор будет тем же». «Посмотрим. Сейчас я не могу оторваться от дел. Дай мне месяц и мы все уладим». «Месяц? Пусть так». — «Но помни о своем обещании». — «А ты — о моем предостережении».
Этот разговор состоялся неделю назад, Димка. Слова Кира я принял за чистую монету. Но, как видно, у него было свое на уме. Похоже, его люди следят за мной и моим окружением. Вынюхивают, где я прячу пленку и копии. Вот и разгадка твоего похищения, Димка. Они почему-то решили, что именно тебя я использую в роли курьера. Что ж, они развязали мне руки. Я аннулирую договор с Киром и начинаю действовать. — Он пристально посмотрел мне в глаза: — Димка, ты веришь мне?
— Абсолютно, Гарик.
— Значит, я могу на тебя рассчитывать?
— Тысячу раз!
— У них ты сейчас вне подозрений. На этом мы их и проведем! — заключил он с торжествующей улыбкой.
— Тонкий ход, — поддакнул я. — Оставим твоего Кира с носом.
— Значит, ты согласен? — обрадовался Гарик, пожимая мою руку.
— Конечно!
— Когда отъезжаешь?
— Как только растолкаем рекламу. Желательно в понедельник вечером. Успеем?
— Ах да, реклама… Кстати, между звонками я все обсчитал. Вот посмотри, — он достал из своего «дипломата» кипу бумаг. — Здесь и бланки договоров. Постарайся заполнить до понедельника, а я тут же запущу их по назначению.
— Годится.
— Пленку и адрес передам тебе тоже в понедельник.
— Прекрасно.
— Извини, старина, за хлопоты. Но ведь и ты прежде всего — гражданин. Хотя и не интересуешься политикой. Понимаешь, как важно остановить этого наполеончика?
Я поднял сжатый кулак:
— Но пасаран, Гарик!
По его лицу пробежало облачко.
— Мне придется посвятить в эту историю Ларочку и Яну. Но я уверен в их поддержке. Они у меня обе умницы. И отважные.
— Я заметил.
Гарик поднялся.
— Ладно, Дима. Пойду, тебе надо отдохнуть. Кстати, завтра воскресенье. Чем думаешь заняться?
— Еще не решил. Отосплюсь, поброжу по городу…
— Слушай, у меня есть предложение. Кажется, я тебе говорил, что Зинаида Германовна, моя теща, проводит дачный сезон в Сестрорецке?
— Что-то такое мелькнуло в разговоре…
— Так вот, поскольку дачный сезон подошел к концу, завтра мы с Ларой едем ее забирать. Предполагается торжественный обед. Будут пельмени и фаршированная рыба. Коронные блюда тещи. Пальчики оближешь. Поехали с нами, Димка? Там живописные места, побродим по парку, выйдем к заливу, пообщаемся, а? Чего тебе киснуть одному? Да и нам будет спокойнее.
— А удобно ли?
— Спрашиваешь! — Он запрокинул голову. — Теща у меня мировая! А хозяйка дачи — Нина Степановна — вообще золотой человек. Все запросто, без церемоний!