Ловцы душ
Шрифт:
– В таком случае, я позволю себе проститься с господином маркграфом. Наверное, до вечера. – Я вежливо поклонился.
– Я верю, что вы человек чести, – надменным тоном сказал Рейтенбах, когда я был уже в дверях.
Я обернулся и посмотрел ему прямо в глаза.
– Я инквизитор, – ответил я холодно. – А инквизиторы даже честь, если только возникнет такая необходимость, кладут на алтарь Господней любви.
Я видел, что мой ответ ни в коей мере его не устроил.
– Но я вам доверюсь, – сказал он медленно. – Хотя, тем, что я расскажу, нелегко делиться с другим человеком.
– Внимательно слушаю, господин маркграф.
– Я собираюсь жениться
Я не стал смеяться в ответ, ибо дворянке не подобает совокупляться со слугами, независимо от того, капризна она или нет, и независимо от того, чего она хотела добиться своим поведением.
– Пожалуйста, примите мои самые искренние поздравления, господин маркграф, – отозвался я на его слова равнодушным тоном.
– Спасибо, – ответил он. – Поэтому я надеюсь, что вы сможете сообщить Хоффентоллеру о моих честных намерениях. – Ведь это большая честь для простой дворянки, стать маркграфиней Рейтенбах.
– О, несомненно, – признал я с полной серьёзностью и почтительностью в голосе. – Я уверен, что Хоффентоллер оценит честь, которая оказана его дому. Ибо это хоть и древний род, но бедный, не так ли?
– Древний. – Он махнул рукой. – Он, конечно, рассказывал вам о Маурицио Хоффентоллере и крестовом походе?
– Прадед, не так ли? Прославился несгибаемой верой и погиб в языческом плену.
– Именно так. А погиб он потому, что дед Хоффентоллера деньги, которые получил от императора на выкуп, пропил и проиграл в кости.
– Печально, – подытожил я. – У него не было, случайно, двоюродного брата с таким же именем?
Рейтенбах озадаченно посмотрел на меня.
– Нет, – ответил он. – По крайней мере, я ничего об этом не знаю.
Он отвернулся к окну, тем самым давая понять, что разговор окончен.
– Приятного путешествия, – сказал он.
Я вышел, размышляя о том, обманул ли меня Матиас (для чего, однако, ему это было нужно?), или просто дворяне, чей разговор подслушал Курнос, что-то перепутали. Тем не менее, ясно было одно: Маурицио Хоффентоллер был прадедом моего заказчика. А что с ним случилось потом, этого я уже не знал. Впрочем, возможно, Курносовы аристократы были правы? Может, на самом деле Маурицио вернулся много лет спустя, стариком, сломленным пленом, а семья скрывала этот факт, предпочитая лелеять перед соседями легенду о неукротимом защитнике веры, умирающем мученической смертью? Я слышал о таких историях, и не обязательно они касались крестовых походов. В течение года инквизиторской практики я узнал, что многие знатные семьи из поколения в поколение скрывали позорные тайны, касающиеся ближних или дальних родственников. То, что кто-то из сыновей был похож на конюха; то, что дед в молодые годы предпочитал общество плечистых крестьян, а не окрестных дворянок; то, что прадеду после битвы прислали прялку и заячью шкуру. О таких вещах не говорилось вслух.
Хоффентоллер был действительно близким соседом Рейтенбаха. Их земли граничили, а путь верхом от замка до усадьбы занял у меня времени всего лишь до полудня. Я чувствовал себя уже совсем неплохо и наслаждался свежим воздухом и приятной поездкой. Я пересёк реку (если это была та же, о которой говорил Курнос, то в ней на самом деле трудно было утонуть) и въехал на расположенный у берёзового перелеска двор Хоффентоллера. Усадьба
– Иди сюда, живо! – Окликнул я одного из людей Хоффентоллера, молодого парня, похожего на стоящую на задних лапах ласку. – Лошадь в конюшню, накормить, напоить, почистить. Увижу хоть одно пятно грязи на шерсти – прикажу тебя выпороть. Ты понял? – Я бросил ему поводья.
– Хозяин дома? – Спросил я старшего из слуг.
– Дома.
– Веди. – Я подошёл к нему и, поскольку он не реагировал, врезал ему в ухо. Не слишком сильно, только чтобы стряхнуть с него оцепенение, в которое, видимо, погрузились все присутствующие здесь. – Веди, говорю!
– Да, да, господин, сию минуту, – очнулся он.
В тёмном коридоре пахло гниющим деревом. Как Бог свят, скоро Хоффентоллер проснётся без крыши над головой или, что ещё хуже, с крышей на голове. Со двора мы прошли в большую комнату с квадратным столом в центре. В камине горели толстые берёзовые поленья. Я посмотрел на стены и увидел старые полинявшие ковры и несколько портретов. Ковры, наверное, должны были стоить когда-то немалых денег, но теперь нити истёрлись, а цвета потеряли свою сочность. Картины выглядели закопчёнными, кроме того, все они были засижены мухами, а позолоченные рамы превратились в буро-коричневые. В трёх мужских лицах, изображённых на портретах, можно было обнаружить семейное сходство с Матиасом. Особенно внимательно я рассмотрел портрет, висящий слева. У изображённого на нём мужчины был суровый взгляд, резкие черты лица и усы, похожие на вертела. Не Маурицио ли это Хоффентоллер, участник крестового похода? Я отодвинул себе стул и сел.
– Доложи, что приехал Мордимер Маддердин, инквизитор, – приказал я слуге.
– Инк… – запнулся он.
– Мне повторить?
– Уже, уже иду…
Прошло несколько минут, и в комнате появился хозяин. В буром кафтане, кожаных штанах и сапогах до колена. Когда я посмотрел на его лицо, то заметил, что он выглядит уставшим. Я встал.
– Мастер. – Он улыбнулся и протянул мне руку. Я пожал его ладонь. – Как же я вам рад. Съедите что-нибудь? Выпьете? Гость в дом, Бог в дом, как говорится.
– Охотно, ибо поездка разожгла мой аппетит.
– Прикажи что-нибудь приготовить. – Хоффентоллер повернулся к старому слуге, и тот побрёл вглубь дома. – И вино достань из погреба, – крикнул он. – Самое лучшее!
– Садитесь, садитесь, прошу, – обратился он уже ко мне. – Расскажите мне, чего вам удалось достичь.
– Не буду скрывать, немногого, – вздохнул я. – Я побеседовал с Рейтенбахом, расспросил вашу дочь и предложил ей помощь, но всё напрасно.
– Он не хочет её отпускать? – Хозяин внимательно посмотрел на меня.