Love in exile - Любовь в изгнании
Шрифт:
Он трудился целую неделю, дописывал, вычеркивал, колдовал над текстом и наконец доставил в "Отель Пьер" новую рукопись. Через два дня у него зазвонил телефон: это была не Соланж Вилье, а Боб Лебретон.
– Дорогой маэстро, - сказал он, - вы меня почти не знаете, хотя у нас много общих друзей, тем не менее я хотел бы с вами поговорить. Да, как можно скорее. Это очень важно, дело касается нашей доброй знакомой, госпожи Вилье.
– Госпожа Вилье поручила вам переговорить со мной?
– Нет, что вы. Госпожа Вилье ничего не знает о моем звонке. Я сам... В общем, я вам все объясню... Когда бы вы могли принять меня?
– Когда вам угодно. Если вы свободны, то хоть сейчас.
–
Французский инженер Робер Лебретон, которого англоманка Соланж перекрестила в Боба, работал перед войной у Жака Вилье и постепенно стал его правой рукой во всех делах. Когда Вилье в июне 1940 года, после заключения перемирия, решил отправиться в Соединенные Штаты, Лебретон последовал за ним, и они вместе наладили в Рочестере крупное производство оптических приборов. Как и почему инженер Лебретон стал не только помощником мужа, но и любовником жены? Этого Бертран не знал. Лебретон был мужествен и не дурен собой, однако он уже начинал полнеть, а во рту у него виднелся сломанный зуб, сильно портивший его внешность. "Может, ее соблазнило удобство ситуации?
– размышлял Бертран.
– Он всегда под рукой... А может, он информирует ее о делах мужа; она любит быть в курсе всех новостей - на всякий случай".
В дверь позвонили. Бертран пошел открывать.
– Как вы быстро...
– сказал он Лебретону.
– У меня на утро намечена масса дел. А после обеда я непременно должен отправиться в Вашингтон. Но мне необходимо было повидаться с вами.
– Присаживайтесь... Хотите сигарету?
– Нет, спасибо... Господин Шмит, вы можете подумать, что я вмешиваюсь не в свое дело, но речь идет о спокойствии человека, который мне дороже всего на свете. Я имею в виду Жака Вилье.
– Жака Вилье?
– удивленно переспросил Бертран, непроизвольно сделав ударение на слове Жак.
– Да, Жака Вилье... Вы удивлены, дорогой маэстро?.. Вы, может быть, не знаете, что Жак Вилье - не только мой патрон.
"Ну да, он еще и муж твоей любовницы, - подумал Бертран.
– Это ведь в самом деле что-то вроде свойства".
Собеседник его тем временем продолжал:
– Он мой друг. Он - человек, который воспитал меня и которому я обязан всем. Должен вам сказать, что под его грубоватой внешностью скрывается ранимое сердце. Это такой чувствительный человек! Вы даже представить себе не можете, как много он делает для рабочих - без всякого шума, не ради саморекламы. Одним словом, я готов на все, лишь бы оградить его от неприятностей. Вчера вечером: я зашел к Вилье. Дома была только госпожа Вилье - Жак, оказывается, уехал в Вашингтон, ему нужно повидать кое-кого из Пентагона). Так вот, она дала мне прочесть ваш рассказ - рукописи, которую вы ей оставили. Позвольте мне признаться, что рассказ этот меня неприятна поразил.
– В самом деле?
– спросил Бертран, которому было и забавно, и немного, досадно это слышать.
– Чем же?
– Тем, что он до неприличия прозрачен; тем, что читатель не может не узнать в героях чету Вилье; тем, что, опубликовав его, вы доставите ненужные огорчения моему лучшему другу. Прошу прощения, дорогой маэстро, но не находите ли вы, что с вашей стороны некрасиво - да, я не побоюсь этого слова, некрасиво наделять мужа вашей героини обликом и характером Вилье, вкладывать ему в уста любимые выражения Жака? Измените хотя бы то, что можно изменить без труда. Вилье высокого роста - сделайте мужа из рассказа коротышкой. Вилье худощав - опишите толстяка... Вилье носит очки - замените их моноклем... Вилье промышленник - выведите судовладельца или химика... Соланж блондинка - превратите ее в брюнетку или шатенку... Одним словом, сделайте что хотите, на то вы и писатель, чтобы пустить в ход воображение и сбить недоброжелателей со следа.
– Простите меня, - сказал Бертран, - но я вынужден повторить свой вопрос: вас дослала ко мне Соланж?
– Нет, что вы!.. Я уже говорил: госпожа Вилье не знает, что я здесь.
– Значит, она не в обиде на меня за то, что я описал все, как было?
Лебретон неуверенно произнес:
– Ну... По правде говоря, нет: она не понимает, как опасна эта публикация... Даже странно, ведь она такая умная женщина. Впрочем, женщинам всегда не хватает чуткости. Она не отдает себе отчета. Но я, самый близкий друг Вилье, можно даже сказать - его брат, прошу вас - нет, не отказаться от публикации вашего произведения... но немного изменить его... Я обращаюсь к вам не только как к писателю, но и как к порядочному человеку, как к другу семьи Вилье.
– Я попробую, - обещал Бертран.
За обедом он рассказал об этом разговоре Изабелле и добавил:
– Слушая его, я все время думал о том, что нежная забота о Вилье вылилась на деле в роман с Соланж и что этот человек, так ревниво оберегающий честь своего друга, не побоялся самолично посягнуть на нее... Но я, разумеется, оставил свои умозаключения при себе.
– И ты выполнишь его просьбу?
– Поправлю кое-какие мелочи.
– Зачем? Какое тебе дело до Лебретона?
– До Лебретона мне нет никакого дела, но в одном он нрав - портрет мужа вышел слишком натуралистичным. Я над ним еще поработаю.
– Держу пари, что Соланж будет против.
– Соланж? Почему?
Но Изабелла Шмит знала натуру Соланж Вилье, как свои пять пальцев, когда Бертран прочел своей приятельнице новый вариант рассказа, где Вилье стал неузнаваем, та бурно запротестовала:
– Откуда вдруг такая осторожность, Бертран? Зачем ты мне подсовываешь чужого мужа? Жирный, пузатый, с моноклем, и разговаривает, как мастеровой... Да я в жизни не вышла бы за такого!.. Кому; интересно, ты хотел сделать приятное, преобразив его до неузнаваемости? Жаку? Но Жаку наплевать на то, что о нем говорят. Ты думаешь, он заблуждается насчет моей супружеской верности? Не говоря уже о том, что Жаку и в голову не придет читать твои рассказы. Жак интересуется заводами, конкурентами, своим положением в обществе. Я ему нужна, я помогаю ему вести игру; большего он с меня и не требует. Мой муж никогда не читает романов; у него на столе лежат книги по физике и химии, да еще труды по экономике - всякие прогнозы насчет того, каким станет мир после войны. Верни мне моего мужа, Бертран, или запри свой рассказ в ящике письменного стола.
Три месяца спустя рассказ под названием "Love in Exile" появился в журнала, на пестрой обложке которого красовался Эрот в цепях. Уступив требованиям Соланж, Бертран убрал все изменения, сделанные по просьбе Лебретона.
Через несколько дней Соланж пригласила Бертрана и Изабеллу на коктейль. Тут были французы и американцы: банкиры, офицеры, адвокаты, художники. Лебретон предлагал гостям бутерброды с икрой и семгой. "На столике посреди гостиной, на самом, видном месте лежал журнал с рассказом Бертрана. Время от времени Соланж демонстрировала его какому-нибудь важному гостю:
– Вы читали "Love in Exile" Бертрана Шмита?.. Нет?.. Но этот рассказ необходимо прочесть, он прекрасен! Мы с Бертраном старые друзья, и он, сама не знаю почему, вставляет меня во все свои книги. Вы с ним не знакомы? Вон он - сидит на синем диване и разговаривает с моим мужем. Нет, он некрасив, с чего ему быть красивым? Но рассказ его вы обязательно прочтите; вы ведь меня хорошо знаете, и получите большое удовольствие. Хотите, я вам подарю журнал?.. Нет, нет, дорогой мой, меня это ничуть не затруднит, я купила целых пятьдесят штук.