Ловец человеков
Шрифт:
Глава 7
Все следующее утро Курт провел в праздности, рассматривая потолок в комнате, изредка спускаясь вниз, чтобы выпить воды — аппетит вновь пропал; от унылых мыслей в голове было темно, словно в сундуке с ветошью. Ближе к полудню он вышел из трактира, никуда в особенности не направляясь, попросту влачась по улице и глядя в землю. Вскидывая глаза на случайных прохожих, он уже не слышал пожеланий здоровья и доброго дня — люди глядели настороженно и недобро, лишь немногие что-то бурчали невнятно и убыстряли шаг; кто-то, Курт чувствовал это, останавливался и долго смотрел ему в спину…
С прежней улыбкой
После долгого блуждания по улицам Таннендорфа, все столь же нежданно, как и в минувший вторник, он вдруг обнаружил себя стоящим у местной церквушки. Двери по случаю отсутствия священнослужителя были замкнуты, и Курт, подумав, поворотил к священническому саду, под прохладную тень деревьев, в тишину.
А что, в самом деле, он предпримет, если местные вознамерятся на бунт? Как уже говорено было святому отцу, майстер инквизитор имел право на кое-какие действия, вплоть до предания смерти по собственному разумению, однако же, право правом, а возможности… Возможности его были весьма ограничены. Что он сумеет один против всей деревни? Что такое крестьянское недовольство, он знал — в последнее время эта часть немецкого общества расхрабрилась и обнаглела, доносились сведения даже о созидаемых ими тайных единениях, по своему влиянию немногим отличающихся от некоторых орденов. Даже, наверное, превосходящих их в этом, ибо таились крестьяне намного лучше, благоразумно страшась власть имущих, а в своих действиях были столь же беспощадны, как описанные Куртом детские банды. Наверное, оттого, что терять многим из них было нечего. Это ведь лишь только в этом месте все сложилось так, что (до сего дня, по крайней мере…) им ничто не мешало жить, а во многих майоратах, где прежние крепостные отношения все еще сохранились, подданным живется навряд ли лучше, нежели заключенным в казематах…
С ветки оборвалось яблоко, едва не угодив господину следователю по макушке; Курт, склонившись, поднял его, отер о рукав и, надкусив, сплюнул — червивое. Подняв голову, он окинул взором гнущиеся под бременем плодов ветви, подпрыгнул, уцепившись за нижний сук, и вскарабкался. Сорвав приличное с виду яблоко, он уселся на ветке поудобнее, привалившись к стволу спиной.
Быть может, повинен и не соседский барон? Может ли все происходящее быть плодом измышления агента крестьянской тайной общины? А ведь о чем-то подобном рассказывали в академии, но Курт, подобно многим выпускникам, особенное внимание уделял другим дисциплинам, как ему казалось, более близко связанным с будущей работой… Что же это было… «Союз плуга», как будто, создан в 1370-ом; мятежи вспыхнули в семьдесят пятом, четырнадцать лет назад, в нескольких владениях разом, задержано более полутора сотен человек, казнено около пятидесяти, главари не были пойманы. Дознанием занимались светские власти, хотя существовал слух о колдовских способностях верхушки этого союза…
— Ага, — донесся вдруг снизу без труда узнаваемый издевательский голос, — стало быть, господа из Конгрегации еще и по чужим садам воруют? Что, твое инквизиторство, старые замашки проснулись?
Он взглянул на Бруно сверху вниз,
— Сам-то ты что позабыл в чужом саду в отсутствие владельца? — справился Курт неприветливо; тот пожал плечами:
— Как собственность великой и ужасной Конгрегации хочу довести до сведения майстера владельца некоторые неприятные новости.
— Прекрати, — поморщился Курт. — В чем дело?
— Тут, знаешь ли, до меня докатились хреновые слухи. Местные уверились в том, что барон пригрел у себя в замке кровососа, а инквизитор то ли по молодости не знает, то ли… есть и такие догадки… то ли — будучи подкуплен фон Курценхальмом… не желает ничего делать. И священника из деревни спровадил, дабы некому было противостоять гнусной твари, если вдруг что. Такие вот дела, твое инквизиторство.
Началось? Уже? Так скоро…
Курт вздохнул.
— Что-то ты чрезмерно обеспокоен моим благополучием для человека, который стремится… как ты там сказал… «отделаться от нашей опеки»?
Бруно косо улыбнулся, разведя руками, и уже нешуточно отозвался:
— Что-то мне подсказывает, что мое благополучие покамест сильно зависит от твоего, так что я беспокоюсь о себе. Как это ни противно, а твоя Конгрегация — единственное на сегодняшний день, что может меня избавить от вечной беготни и, в случае чего, от нехороших желаний моего графа; стало быть, мне не остается пока ничего иного, кроме как радеть о том, чтоб тебя не кончили заодно с отпрыском местного владетеля.
— Ну, премного благодарен, — вяло пробормотал Курт, задумчиво глядя под ноги; тот отступил вспять, выставив ладони:
— Только без лобзаний сегодня, ладно?
Курт отмахнулся; сейчас ему было не до шуток. Поправив чуть сбившуюся от его упражнений куртку, он кивнул:
— Пойдем.
— Куда это? — настороженно уточнил Бруно.
— Лично я сегодня еще не завтракал. Убежден — ты тоже. За столь сердечную заботу о безопасности моей персоны угощу тебя… — он кинул взгляд на солнце и пожал плечами, — уже обедом. Не откажешься?
— От халявы? Да ни в жизнь, — с готовностью согласился бывший студент, разворачиваясь.
По дороге обратно к трактиру они не повстречали никого — весь Таннендорф словно бы вымер, даже, кажется, собаки во дворах попрятались в своих конурах; преувеличенно опасливо оглядевшись, Бруно хмыкнул, пихнув его в бок локтем:
— Как-то нынче тут живенько, а?
— Absis, [39] — буркнул Курт, непроизвольно ускоряя шаг.
Уже подступая к трактиру, он услышал голоса — возбужденные, недовольные, громкие; перед дверью толклись десятка два местных мужиков — слава Богу, подумалось ему в первое мгновение, без вил и факелов…
39
Сгинь, изыди (лат.).
Завидев приближающегося господина следователя, все разом обернулись в его сторону, и над небольшой толпой таннендорфцев повисла ропотная тишина. Курт вдруг почувствовал, что ноги останавливаются сами собою, сдерживая шаг, а в голове постыднейшим образом трепыхается паническая мысль — «бегом отсюда»… Неимоверным усилием воли принудив себя идти дальше, он распрямился, стараясь смотреть на толпу перед собой невозмутимо и не отводя взгляда.
— А вот и он, — сообщил кто-то из задних рядов; Курт остановился, вопрошающе обозревая собравшихся.