Ловец духов
Шрифт:
Мелькнула мысль, уж не жертвенный ли это зал? Кому тогда приносили жертвы? Не тому ли, находящемуся в колодце, под перекованной цепями плитой, похожей одновременно и на алтарь, и на охранную печать?
Спокойствие, только спокойствие. Мёртвецы самые безобидные парни на свете. Продолжаем осмотр без лишних эмоций и размышлений.
Доспехи-то у покойника рифлёные. С наплечников скалятся клыкастые морды псов, нагрудник изрезан незнакомыми символами. Сразу понятно, не простой ратник. Доспехи и оружие примерно средневековья, подобные с небольшими различиями в книжках рисуют. Кстати, об оружии. Меч длинный, зазубренный на четверть с одной стороны, прямой, обоюдоострый. Клинок окислился, приобрёл за века желтовато зелёный цвет. Особенно привлекал внимание эфес в виде удлинённого
Тихий, на грани восприятия щелчок заставил насторожиться и замереть. Я случайно дотронулся рукой до плиты с центральным мертвецом. Под ладонью тотчас почувствовалась вибрация. Показалось? Нет, камень шевелится от изменения положения руки.
Угораздило же! Я неподвижно удерживал руку на ложе воителя, даже дышать перестал. Спустя минуту камень перестал двигаться.
Вряд ли плита реагирует на давление из-за неровностей, допущенных нерадивыми каменотёсами. Девяносто девять из ста, ловушка. Её создатели, по логике вещей, должны были предусмотреть возможность попадания на ложе мелких животных. Крыс там, мышей, змей, и кто ещё любит в подземельях жить. От малого веса ловушка не сработает. Хочется надеяться.
Медленно убираю ладонь. Без резких движений, не дыша. Вот так, хорошо. Об устаревших механизмах, активирующих ловушку при малейшем касании, не думаю. Делаю шаг назад. Не спеша прохожу между покойников, окружающих центрального мертвеца.
Я за пределами кольца.
К военачальнику в рифлёных доспехах больше близко не подойду. Мёртвых не боюсь и брезгливости особой не испытываю. Мало ли, какие сюрпризы для грабителей установили строители гробницы? Сапфир в золотой оправе, конечно, вещица ценная, но пускай уж хранится с хозяином. Ничего не буду трогать. Спрятанные в нишах самострелы не выстрелят, рассохлись совсем, зато пол из-под ног вполне может уйти, сдвинутый механизмом из-за незначительного уменьшения веса покойника. Ещё не исключаю выскакивающих из пола кольев. Яркий пример неосторожного растяпы вон, у стеночки висит.
— Разглядывать мертвяков, наверное, безумно интересно. Давай сначала придумаем, как выйти, Саш. Потом будешь любоваться покойными, — послышался лилькин голос.
Сестрёнка заглядывала из-за моей спины, ничуть не опасаясь мертвеца. Ещё бы! Старший брат рядом, смелость так и прёт. Обычно девчонки шарахаются от мертвецов, да и парни к бренным останкам симпатии не испытывают. Лилька совершенно иная. К трупам она относится удивительно спокойно. Как-то, учась в средних классах, ей попался череп, подложенный мальчишками сестрёнке на сидение за партой. Неподалёку от школы располагалось заброшенное кладбище, там позже разбили парк отдыха. Оболтусы-одноклассники набрели на заброшенную могилу и хотели, отрыв костяшку, напугать девчонок. Лилька, к их удивлению, преспокойненько взяла черепок, отнесла за школьный двор и похоронила в коробке от обуви под берёзой. С тех пор мальчишки её зауважали, а одноклассницы начали немножко побаиваться, обвиняя в колдовстве. Инквизиторши доморощенные. Никогда не замечал за сестрёнкой склонности к увлечению мистикой и чёрной магией.
— Угу, нашли уже, — пробурчал я.
Для задуманного требовался твёрдый предмет с острым концом наподобие лома. Из оружия годились копьё и топор покойников, лежащих вокруг центрального «князя». Копьё с полуметровым наконечником на вид невредимо. Древко длиной до полутора метров, иссечённое символами, сохранило твёрдость, покрывшись зеленоватым налётом. Иззубренный с обеих сторон клинок не тронут ржавчиной. Он лишь присыпан слоем пыли и запятнан окислением. Вытаскивал оружие из сцепленных пальцев костяка я неторопливо, отправив Лильку к дальней части зала. Хоть бы не ловушка, хоть бы не ловушка… Древко выскользнуло из мертвяцкого захвата, и тишина.
Пронесло. Вытерев пот со лба, я прикинул, откуда удобнее подойти к ближайшему порталу и не ступить в западню.
Я встал на расстоянии длины копейного древка от арки и взялся водить наконечником меж камней внутри портала со скелетом. Ловушка уже разрядилась, и здесь вроде безопаснее, чем возле соседнего портала.
Клинок заскрежетал, оставляя почти неразличимую царапину. Что за…? Ожидалось, он проделает борозду в разрушающейся от переизбытка влаги кладке. Между камней раствор должен ослабеть за столетия. Бетон, и тот разрушается со временем. Ничего не понимаю. Неужели предки использовали рецепты водостойких строительных растворов?
В течение получаса царапания стена поражала сверхпрочностью. Камни копью не поддавались. Разозлившись, я изо всех сил долбанул наконечником. Брызнули жёлтые искры, по поверхности пролегла крошечная царапинка. Топор брать бессмысленно, итог будет тот же. Скрести придётся несколько столетий. У нас с Лилькой нет и недели. Пустое, безнадёжное занятие.
— Саша, что нам делать?
Сестрёнка вот-вот заплачет. Наблюдая за тщетными попытками проломить стену, поняла сложность нашего положения. Рано отчаиваться, Лилька! Не все варианты перепробованы.
— Есть хочешь? — бесполезное копьё зазвенело по полу.
Сестрёнка мотнула головой, размазывая кулачком слёзы по чумазым от ползания по шахте щекам.
— А я перекушу, — с весёлой злостью заявил я. — И тебе советую. Наберёмся сил перед следующим рывком.
— О чём ты говоришь? — голос у Лильки срывался. — Каким рывком? Нам некуда идти! Нас никто не спасал! Мы умрём!
— Не драматизируй, — перочинный нож легко разрезал консервную банку с тушёнкой. — Развилку шахты помнишь? То-то же. Передохнём и полезем обратно. Лиль, расслабься. Было б из-за чего переживать! Мы обязательно выберемся. Не найдётся выход, сами пробьём. Разберём стену по камешкам и выберемся. Обещаю. Бутерброд с мясом будешь?
Сестрёнка есть наотрез отказалась, однако, плакать перестала.
Покончив с трапезой, я оставил консервную банку у колодца. Представляю лица археологов, нашедших жестянку в средневековой гробнице. Сенсация! Консервы изобрели наши предки тысячу лет назад!
До условно «вентиляционного» отверстия высоко, поэтому Лилька вскарабкалась мне на плечи. Дотянулась и, подталкиваемая мною снизу, забралась в шахту. Сестрёнка отползла, о чём сообщила спустя минуту. Я с разгону подпрыгнул, подтянулся и ввалился внутрь каменной трубы.
Подъём, по-моему, отнял на порядок больше времени и усилий, нежели спуск в погребальный зал. Мы чаще останавливались, отдыхали. Иногда сестра окликала меня, спрашивая о том, сколько ещё ползти, мы перебрасывались односложными фразами. Говорить мне не хотелось, устал слишком. Переход изматывал колоссально. Вскоре все предположения и планы спасения вытеснило из головы желание побыстрее достичь главного туннеля.
Утомительный переход завершился нашим облегчённым вздохом. Мы встали на четвереньки, разминая затёкшие конечности, сестрёнка изобразила подобие скрюченного двуногого динозавра. После короткой передышки, измученные, двинулись по второй трубе наверх. Крутой подъём вынуждал страховаться, упираясь ногами и руками о стенки лаза. Возвращение из погребального зала казалось нам сущим мучением, путешествие же по этому ответвлению обратилось кошмаром. Единственное утешение в исчезновении чувства холода. Нам стало жарко и душно. Едкий пот заливал глаза, струился по телу, отчего футболка прилипла к коже. Бывало, шахта устремлялась вверх почти под прямым углом, и тогда, сдирая колени и стирая одежду вместе с кожей на спинах, приходилось карабкаться до следующего поворота. Границы реальности растворялись в метающемся луче света и разливающейся по каждой мышце тяжести. Будто бы видишь ужасный сон, и никак не можешь проснуться. На одной из остановок Лилька поделилась опасением, что происходящее ей снится. Ей казалось, она на самом деле спит дома, в нашей квартире. Я убеждал её в обратном, в качестве доказательства собственной правоты приводя боль. Спящий не чувствует боли, а у меня ломит кости, саднит мускулы. Плюс ко всему, руки и ноги от перенапряжения дрожали.