Ловец снов
Шрифт:
— Ладно, ладно, успокойся.
— Трахни свою мать и сдохни, нашелся тоже…
— Генри…
— Мы просто потеряли связь, так бывает. Возможно, не с такими, как ваше высочество, принц Совершенство, но для остальных… для остальных… — Генри опустил глаза, увидел стиснутые кулаки и усилием воли разжал пальцы.
— Я же сказал, ладно.
— Возможно, принц Совершенство до сих пор не забыл никого из друзей, даже тех, с кем рядом на горшке сидел. Должно быть, обязательно съезжаетесь раз в год, поменяться лифчиками, похвастаться новыми записями «Мотли Крю» и поесть салата с тунцом, как в школьном кафетерии.
— Прости, если расстроил тебя.
— Можешь кусаться, я не обижаюсь. Не зря же ведешь себя так, будто мы бросили его, как последние… — Что, разумеется, недалеко от истины.
Оуэн, ничего не ответив, продолжал вглядываться в вихрящийся снег: боялся пропустить табличку с названием улицы в сереньком свете раннего утра… вот она, перед носом! Снегоочиститель, проходивший по Канзас-стрит, завалил конец Дирборн, но Оуэн надеялся, что «хамви» пройдет.
— Не то чтобы я совсем забыл о нем, — продолжал Генри, сначала мысленно, потом перейдя на слова. Думать о Даддитсе означало выдать себя с головой. — Мы все помнили его. Мы с Джоунси собирались навестить его весной. Но Джоунси попал в аварию, и у меня все из головы вылетело. Неужели это так удивительно?
— Вовсе нет, — мягко сказал Оуэн, резко повернул руль вправо, потом влево, чтобы машина не пробуксовывала, и нажал на акселератор. «Хамви» с такой силой ударился в плотную стену снега, что их отбросило на сиденья. Но мощная машина все-таки пробила завал, и Оуэн едва успел вывести грузовик на середину мостовой, чтобы не сбить припаркованные по обочинам автомобили.
— Не желаю быть объектом праведного негодования того, кто собирался поджарить живьем несколько сотен ни в чем не повинных людей, — проворчал Генри.
Оуэн обеими ногами нажал на тормоз, отчего их вновь тряхнуло, а «хамви» пошел юзом.
— Заткнись на хрен.
Не мели дерьма, которого не понимаешь.
— Вполне возможно, что мне придется подыхать из-за…
— …тебя, так что почему бы тебе не держать свое хреново… самовлюбленное
(изображение капризного ребенка с выдвинутой нижней губкой).
— такое рациональное, логическое дерьмо, при себе.
Генри потрясение уставился на него, обалдев от неожиданности. Когда к нему в последний раз обращались в подобном тоне? Кажется, вообще никогда.
— Мне необходимо одно, — пояснил бледный от усталости Оуэн. Лицо осунулось, кожа туго обтянула скулы. — Хочу найти и остановить твоего Тифозного Джоунси. Ясно? И хрен с ними, с твоими тонкими чувствами, хрен с твоей нежной натурой и хрен с тобой. Вот так.
— Согласен, — кивнул Генри.
— Не желаю выслушивать лекции по этике и принципам морали от малого, задумавшего вышибить свои сверхобразованные, сверхчувствительные мозги.
— О'кей.
— Поэтому трахни свою мать и сдохни.
В «хамви» стало тихо. Ничего, совсем ничего, кроме визга ветряного пылесоса за окнами.
— Вот что мы сделаем, — наконец решил Генри. — Я трахну твою мать и сдохну, ты трахнешь мою мать и сдохнешь. Таким образом, удастся благополучно избежать инцеста.
Оуэн невольно улыбнулся. Генри ответил улыбкой.
Что делают Джоунси и мистер Грей? Можешь сказать? — спросил Оуэн.
Генри облизнул губы. Нога почти не чесалась, но язык оброс так, что казался обрывком старого плюшевого коврика.
— Нет. Они отключились. Вероятно, это штуки Грея. А твой бесстрашный вождь? Курц? Он все ближе и ближе, верно?
— Да. Если хотим сохранить фору, нужно шевелиться.
— Будет сделано.
Оуэн поскреб красную пленку, рассеянно сдул с пальцев волокна и чуть прибавил скорость.
Номер 41, говоришь?
Да. Оуэн!
Что тебе?
Я боюсь.
Даддитса?
Что-то в этом роде.
Почему?
Не знаю.
Генри поднял на Оуэна потухший взгляд.
Чувствую, с ним что-то неладно.
Полуночный сон неожиданно обернулся явью, и когда в дверь постучали, Роберта обнаружила, что ноги не идут. Отказываются ее держать. Ночь сменилась бледным хмурым утренним светом, нагонявшим еще большую тоску, и они тут, Пит и Бив, мертвецы явились за ее сыном.
В дверь снова ударили кулаком, раз, другой, с такой силой, что фотографии затряслись, особенно забранная в рамку первая страница местной «Ньюс» со снимком Даддитса, его друзей и Джози Ринкенхауэр. Все шестеро стоят обнявшись, с глупыми широкими улыбками до ушей (как прекрасно выглядел Даддитс на этом снимке, каким сильным и нормальным), а внизу подпись крупными буквами:
ДРУЗЬЯ-ШКОЛЬНИКИ ИГРАЮТ В ДЕТЕКТИВОВ. ПРОПАВШАЯ ДЕВОЧКА НАЙДЕНА.
Бац! Бац! Бац!
Нет, подумала она. Буду сидеть тихо, и рано или поздно они уйдут, должны уйти, не могу же я пригласить мертвецов, главное, не подавать виду…
Но мимо стремглав промчался Даддитс — промчался, — хотя в последнее время даже ходил с трудом, и его глаза наполнились тем прежним несказанным сиянием, какими хорошими мальчишками они были, сколько счастья принесли ему, но теперь мертвы, пришли за ним сквозь бурю, мертвые!
— Дадди, нет! — вскрикнула она, но он, не слушая, пролетел мимо старой фотографии: Даддитс Кэвелл на первой странице, Даддитс Кэвелл герой, бывают же чудеса, и она услышала, как он кричит, открывая дверь:
— Ени! Ени! ЕНИ!
Генри открыл было рот, пытаясь что-то сказать — он сам не знал что, слова не шли с языка. Он застыл, как громом пораженный. Это не Даддитс, не может быть Даддитс, наверное, какой-то больной дядюшка или двоюродный брат, белый, как стенка, лысая макушка кое-как прикрыта съехавшей набок бейсболкой «Ред сокс», щетинистые щеки, засохшая кровь под носом, огромные темные круги под глазами. И все же…