Ловец
Шрифт:
Села за стол, уставшая, измотанная, с листами анкеты, которые мне нужно было заполнить. Вот только чем? Нет, не в плане писчих принадлежностей – их мне еще в приемной заботливо пододвинули: на, пользуйся, раз сказала, что сама писать умеешь. Но меня в ступор ввели вопросы: полные имя и фамилия, где проживала, когда и при каких обстоятельствах впервые открылся дар…
Не отвечать вроде бы не было причин. Да и секретарь косила на меня нервным глазом. А я не хотела писать, не подумав, поскольку понимала, что все сведения, предоставленные мной –
К вопросу же рытья собственной могилы надо подходить ответственно: чтобы и глубина была соответствующая, и в плечах не жала, по длине чтобы опять же не пришлось скрючиваться. И не в болотной почве, где на дно сразу же натечет грунтовая лужа…
В общем, я решила, что стоит над этой анкетой как следует поразмыслить, и упросила выдать ее мне на дом. Заверила, что завтра пренепременно принесу. Это для обитателей дома Фло я могла притвориться беспамятной. А в этой школе… думаю, таким необычным случаем амнезии, когда человек помнит все (и письмо, и чтение в том числе), кроме себя самого, живо бы заинтересовались.
Вот я и сидела за единственным доступным мне столом, на старой кухне, и с печалью во взоре смотрела на строчки. С фамилией и местом рождения я кое-как разобралась, даже с возрастом удалось извернуться, списав три года семейной жизни в ноль. И теперь по анкетным данным выходило, что мне восемнадцать.
Но вот графа «родственники или поручители» повергла меня в уныние. Закусила кончик пера. На стальном острие писательского орудия угрожающе повисла чернильная капля, так и грозившая приложиться к серой бумаге раскидистой кляксой.
Вплывшая на кухню Марлен, увидев меня, задумчиво смотрящую на каплю, беззлобно поддела:
– Смотрю, ты захотела взяться за ум, но он успел одичать и в руки не дается?
– Угу, – я сочла за лучше согласиться. Подколка была незлобивая, и скорее блондинка скалила зубы по привычке. Решила, что стоит проявить вежливость, вдруг любезность окажется заразной для Марлен: – А у тебя как дела?
– Ой, ты не поверишь, просто отлично!
– Что, у тебя совсем нет родственников? – спросила я, все еще погруженная в думы об анкете.
Красавица провела ладонью по запястью, на котором красовался новенький янтарный браслет, и, удивленно изогнув бровь, поступила в лучших традициях зеркала, отразив вопрос встречным вопросом:
– Почему это? Есть. Но они далеки и почти забыты, – и танцовщица кабаре резко сменила тему: – А вот про близко….Тот красавчик, ловец, что приходил, – весьма щедр. Чем не повод для радости? Хотя и грубиян он изрядный, но зато при деньгах. Ты присмотрись, конту-у-уженная-я-я… – последнее слово она протянула насмешливо, но, к удивлению, не обидно. Как это у Марлен получалось вкладывать в почти оскорбления дружеский смысл – я не могла понять. Лишь принять и не обращать внимания.
– А зачем мне присматриваться? – я искренне не поняла. – Деньги он тебе же дал. Значит и…
– …значит, я просто оказалась в нужном месте в нужное время, – перебила меня белокурая и назидательно добавила: – Права старуха Фло, а у нее глаз наметанный, как бы я не старалась, а приглянулась ему чем–то именно ты…
– Больно он мне нужен. Если так понравился – забирай со всеми потрохами.
– Мне чужого не надо, но свое я возьму, чьим бы оно ни было, – усмехнулась Марлен, наливая себе чай. А этот красавчик… Не скажу, что он мне без надобности, но только вижу наперед, что все старания впустую. Ведь обычно стоит вздохнуть чуть поглубже, и у мужиков взгляд как приклеенный к моей груди становится. А этот… даже когда деньги в вырез совал, на тебя пялился.
От ее слов мне стало совсем противно на душе. Я ненавидела Грега. Моя ярость свернулась в душе осенней змеей. Ненависть, как рептилия в предчувствии зимы, уже свилась в кольцо под корягой, спрятав кончик хвоста и положив голову в самый центр. Не для того, чтобы умереть, но для того, чтобы выжить в грядущих морозах.
А вот теперь судьба словно в насмешку подкинула мне второй образчик. Ловец. Этот шельмец, в отличие от моего супружника, наоборот, из тех, кто никогда не женится, но первый взнос в счет будущего супружеского долга жаждет внести обязательно. И плевать ему на то, что вторая сторона рьяно отказывается от «досрочного гашения». Раз вопрос «вексельных расписок» поднялся, то извольте получить вложение.
Задумчиво опустила стальное перо в чернильницу. Вот неужели все мужики в этом мире такие сволочи и подонки? Одним нужны деньги, вторым – удовлетворить сиюминутную похоть…
Строчки анкеты смотрели на меня издевательски. Я решительно достала перо и вывела: «Родственников нет. Сирота.»
Гремя кружкой, Марлен через некоторое время поинтересовалась:
– Что это ты там пишешь?
– Заполняю документы для поступления в школу, – призналась с неохотой.
– В какую это? – недоуменно вопросила блондинка и присовокупила с легкой завистью: – Ты же писать и так вон умеешь, не пропадешь. В прачки или на завод идти не надо. Можно в приличное место устроиться.
– Писать да, а вот с магией обращаться – нет. Поэтому пытаюсь пробиться в столичную магическую, – не стала скрывать очевидного.
Зато глаза собеседницы загорелись.
– Ничего себе! Значит, ты настоящей чародейкой будешь! Это же редкость. И на всю жизнь обеспечена. А главное, никто тебя не попрекнет, что ты содержанка и грош тебе цена, – у Марлен прорвалась своя, личная обида. – Всего сама достигнешь.