Ловец
Шрифт:
ГЛАВА 3
Тэд
Ловец шел по переулкам лабиринта, то срываясь на бег, то снова восстанавливая дыхание. В голове его теснились мысли и образы, казалось, сводившие его с ума. А может, не казалось? Сейчас,
В последнее время он часто ловил себя на том, что еще чуть–чуть, и сорвется. Его до скрежета раздражал Лурк – ловец из второй группы, что кичился знатностью своего рода. Порою Тэд ловил себя на мысли, что не прочь поправить бы самодовольную физиономию этого павлина хорошим хуком. Особенно когда этот аристократишка цедил в кулак о всяком уличном отродье, что невесть как попало в Оплот. И плевать, что Тэд прожигал свою шкуру в языках пламени лабиринта поболее многих, что находил души по едва уловимому следу, чтоб был одним из лучших в столичном отделе в свои неполные двадцать пять. Голубая кровь и древность рода, подкрепленные солидным банковским счетом, для многих – важнее иных заслуг.
А еще Тэд до оскомины ненавидел своих соседей – правильную супружескую чету, с которой порою сталкивался, выходя из дома. В них было идеальным абсолютно все, но только с виду. Всегда улыбающиеся, всегда интересующиеся его делами, целующие друг друга в щеку напоказ – образцовые соседи. В общем, на первый взгляд муж – эталонный семьянин, а жена – прилежная домохозяйка. Но от них так смердело ложью, так разило, что хотелось заткнуть нос. Супруг пускал слюни на молоденьких мальчиков, пока думал, что его никто не видит, а благоверная по четвергам принимала у себя гостя, которого в борделе на Лайс–стрит величали не иначе как «Мастер плеток и боли».
Да, Тэда раздражало многое, но чтобы вот так, как сегодня, бросить вожжи… Мысли щелкали, мельтешили в голове не хуже напёрстков у профессионального кидалы. А руки… они до сих пор ощущали нежную кожу, упругость девичьей груди. А ее запах… казалось, он проник даже сюда, сквозь привычный смрад лабиринта. Аромат с привкусом морской соли и имбиря. Эти воспоминания заставляли его кровь течь по жилам быстрее.
Но мир без теней не терпел измен, и тут же, в издевку, подкинул Тэду очередную гадость, коих у сумрака было не меньше, чем блох на шелудивой дворняге.
Две каменные химеры, что барельефами украшали стены одного из ходов лабиринта, вдруг стряхнули с себя, казалось бы, вечный сон. По их уродливым мордам взбесившимися пауками поползли трещины. Удар сердца – и ожившие монстры вышли из каменных то ли чертогов, то ли могил.
– Торопиш-ш-шься? – затянула одна морда, опалив Тэда огнем из своей глотки.
«А день обещал быть приятным…. Но, собака, слова своего не сдержал…», – обреченно подумал Тэд.
Вторая химера же, наоборот, раззявила пасть, откуда показался длинный тут же затрепетавший змеиный язык.
– Зас-с-счем тебе с-с-спешшить, – уродливая серая рука потянулась к Тэду.
Корявые толстые скрюченные пальцы с загнутыми когтями вдруг стали осыпаться песком, а под ними проступила тонкая женская кисть. За нею, как лавина, следующая за покатившимся с горы камнем, начала осыпаться и вся химера. И вот уже вместо змееязыкой уродины перед Тэдом предстала блондиночка в пеньюаре. Та самая, которой он со злости запихнул проклятые десять талеров. Когда он совал скрученные трубочкой купюры в вырез той девицы, то им двигал отнюдь не интерес к прелестям красотки, что были едва прикрыты тонкой тканью сорочки.
Тэд хотел увидеть на перемазанном лице пигалицы … что? Он и сам толком не знал, но логичнее всего было предположить – жадность и зависть к более удачливой товарке. Ведь когда эта зараза запихивала ему купюры в ворот рубашки, ею двигали страх и ненависть, бурлившие в крови от только что пережитого. Но после того, как на кухне появились чокнутая старуха, у мелкой было время, чтобы прийти в себя и осознать: дав волю злости, она собственноручно лишила себя «заработанных» денег.
Ловец с болезненным мазохизмом ждал именно алчного блеска в глазах пигалицы, такого же, как у той блондинки в неглиже, хотел убедиться, что и эта мелкая зараза – такая же продажная. Ведь он по опыту знал, что и развратницы, и тихони в конечном итоге одинаковы. Только тихони ломаются дольше и громче.
Тэд ждал именно этой реакции от худышки, а получил… да его таким презрением Лурку во век не облить, как бы тот аристократишка ни старался.
И вот странность – его такая реакция пигалицы не раздражала. Она ему даже… оказалась приятной. Сродни той, что бывает, когда, открывая почтовый ящик, ожидаешь увидеть в нем квитки и рекламные буклеты, а находишь – письмо от старого друга.
Но вот сейчас, в этот самый момент, Тэду было не до воспоминаний. Перед ним стояла та блондинка с кухни. Вторая химера осыпалась песком, превратившись в старуху, а все пространство лабиринта поплыло, переплавляясь в кухню, которую Тэд недавно покинул.
«До воспоминаний добрались, заразы», – зло подумал ловец, понимая, что химеры захотели зациклить короткий момент его жизни, поймать в ловушку, в которой он не сможет отличить реальность от иллюзии.
Несколько секунд – и ощущение, что время повернулось вспять, и он находится вне лабиринта, стало физически осязаемым. Блондинка вновь флиртовала с ним, старуха на входе скалилась, олух, что едва не выбил дверь, осоловело крутил головой. Они все были настоящими, не отличимыми даже для него, ловца. Все, кроме пигалицы. Тэд печенкой чуял в ней фальшь. Образ той, настоящей заразы, стоял перед его мысленным взором. И мелкий шрам от оспинки рядом с мочкой уха, и свежий след от ссадины рядом с виском, и чуть асимметричный разрез кошачьих глаз.