Ловец
Шрифт:
– Вы хотите сказать, что с прежним вашим партнером вам было проще? – проигнорировав первую часть высказывания, уточнил Тэд.
Дуглас, поняв, что от этого навязчивого ловца так просто не отделаться, все же попробовал выпроводить незваного гостя из кабинета:
– Я ничего не хочу сказать, кроме того, что у меня много работы, а времени, увы, меньше, чем хотелось бы.
– Зато у меня его предостаточно. К тому же еще даже не принесли
С этой фразой Тэда совпало позвякивание чашек. Секретарь внес в кабинет поднос с кофейником и чашками. Судя по тому, какая пенка была на посудине, предназначенной Тэду, помощник туда не только плюнул, но и щедрой дланью сыпанул стирального порошка.
«Ну, наглец!», – про себя восхитился ловец, глядя на то, как юноша расставляет чашки. В какой–то миг профиль секретаря и чуть повернутая голова хозяина кабинета оказались на одной линии.
В голове Тэда словно что–то щелкнуло. Родилась смутная, еще не оформившаяся до конца догадка, которая целеустремленной крысой понеслась прочь. Тэд попытался ее поймать хотя бы за кончик хвоста, но не успел.
– Я расследую дело, которое касается в том числе и вашего покойного партнера, Томаса Элгриса, – решил зайти с другого конца ловец.
Магнат, в этот момент поднесший чашку с кофе ко рту, замер.
– Томаса? Но он умер уже как три года тому назад.
– Не столь долгий срок, не находите? – в тон ему ответил гость.
Дуглас отставил чашку. Он не подал виду, но внутренне расслабился, словно у галстука, который его неимоверно душил, вдруг оттянули узел.
– Чем я могу вам помочь?
– Сначала скажите, на что была потрачена сумма наличными в сто двадцать тысяч талеров, которую вы сняли со счета в это же время, три года назад.
Шерфилд про себя выругался. Знал же, что с такими сволочами, как этот ловец, расслабляться нельзя. Но и ответить здесь и сейчас он не мог.
– Вы ведь не отстанете? Все равно будете копать и копать, пока все не разроете, как лисица захоронку тухлого мяса.
Тэд лишь кивнул, подтверждая: да, рыть буду и то, что нарою, может вас закопать.
– Хорошо, – четко, почти по-военному, отрезал магнат. – Но… мы могли бы побеседовать в другом месте?
– Пожалуйста, – в подтверждение своих слов Тэд поднялся одним слитным, кошачьим движением и без замаха, пассом открыл воронку лабиринта. – Кафе серебряного квартала вас устроит?
– Вполне, – согласился Дуглас и первым шагнул в Лабиринт.
Тэд же для себя сделал пометку, что, видимо, магнату не в первой шагать по миру без теней, раз он так смело ринулся в него
Когда
– Ведите.
Тэд лишь усмехнулся. В мире без теней до серебряного квартала была лишь сотня шагов. Когда они вышли прямо из стены, на которой разверзлась воронка лабиринта, на мостовую в одном из переулков магнат недоверчиво заозирался. Но потом, словно узнав окрестности, чуть успокоился.
До террасы уличного кафе они проследовали в немом молчании. Так же в тишине дождались подавальщицу и, лишь сделав заказ, Дуглас без каких–либо вопросов начал свой рассказ.
Он прервался лишь тогда, когда расторопная девушка принесла им кофе, сдобренный корицей.
Начал Дуглас издалека. Со времен бесшабашного юнкерства. Тогда он был молод, горяч, и нравился девушкам не за свое положение. Хотя в последнем он был не совсем уверен, но все же предпочитал не разочаровываться. В пору юности он встретил Беатрис. Дочь обычного лавочника влюбилась в него, да и Дуглас не смог устоять перед простой и тем вдвойне привлекательной, не приукрашенной румянами и пудрами красотой девушки. Дуглас с Беатрис были влюблены друг в друга настолько, что не боялись даже разлуки, гнева родственников и беременности. Как оказалось, зря.
Девушка совсем скоро очутилась в интересном положении, и Дуглас, как честный человек, предложил ей руку и сердце. Вот только от такого брака не в восторге оказались не только родители Шарфилда. Отец Беатрис, узнав, что дочь понесла, обозвал ее гулящей девкой, опозорившей честные седины отца, и выставил ее за дверь.
Дугласу же напрягшие все свои связи родители организовали отправку в военный гарнизон. Он бы и рад был тогда подать в отставку и да уйти в самоволку, но присяга, подкрепленная клятвой на крови, не дала. Шарфилд писал Беатрис из гарнизона, высылал ей все свое жалование до последнего пенса, несмотря на то, что его отец, дабы сын одумался, лишил его всего.
Девушка отвечала на послания вестника. Сначала подробно, но потом – все меньше и реже. А затем и вовсе пропала. Только спустя год, с обычной почтой, что перевозят на батискафах, в гарнизон пришло письмо из вдовьего дома. Послание пробыло в дорогое три месяца, и оказалось выведено рукой писаря: чуть размашисто и бегло. Всего несколько строк о том, что Беатриса Лиман скончалась при родах в ночь на праздник Цветущих яблонь.
В тот день Дуглас не только стал враз старше на несколько лет, но и, казалось, потерял страх. Их гарнизон, расположенный на пиках горной гряды, что не сумел укрыть океан во время затопления, был бастионом, охранявшим шахты от диких племен горцев. Малая территория, изрезанная каменными шрамами, на которой практически ничего не росло. Камень, холодное море, горные вершины и среди всего этого – исконники. Те, что выжили во время затопления, но предпочли остаться в таких горах, а не спуститься на дно, огороженное со всех сторон надежным барьером. Исконники жили в своих аулах, но порою совершали набеги на шахты. В одной из таких стычек Дуглас оказался серьезно ранен. В него попала проклятая стрела. Гарнизонный лекарь лишь развел руками: традиционная магия поддавалась лечению, но не обрядовая, которую практиковали шаманы горцев.