Ловец
Шрифт:
– Скажите, уважаемый, а вам нравятся девушки-идиотки?
– Нет, – озадаченно ответил ловец.
– А такие неумехи, что не могут и яичницы сготовить?
Все еще не понимая, куда клонит старуха, незваный гость отрицательно помотал головой и добавил:
– Не понимаю, к чему вы ведете?
– Да к тому, что пытаюсь понять: на кой тогда нужно приставать к моей дурехе– племяннице?
Дуреха–племянница в моем лице начала заливаться краской. И вовсе не из-за своего внешнего вида, как полагалось бы воспитанной леди. Нет. Мне было безумно стыдно перед Фло за сожженную яичницу.
Донесшееся
– Че-е-го вам не спи-и-ится? – чуть растягивая слова и прикрывая рот ладошкой, протянула Марлен.
Красавица как всегда была в неглиже, как всегда яркая и интересная во всех отношения. Она замаячила на пороге за плечом Фло. Но едва блондинка узрела ловца, как сразу же преобразилась. Так опытный работник паперти чует богатого и щедрого прихожанина. Так профессиональный пьяница улавливает аромат спрятанной бутыли браги, даже если рядом с ним разбили банку с хлоркой. Так хулиган шкурой ощущает местоположение батиного ремня в комнате, даже если тот надежно погребен под ворохом одежды.
Марлен сразу же преобразилась: томный взгляд, выставленная вперед грудь, втянувшийся так, что грозил сломать позвоночник, живот. Для полного соответствия образу «соблазню, даже если ты будешь отчаянно сопротивляться» не хватало только фразы: «Я вся твоя».
Девушка из кабаре вышла на охоту. Она походя оттеснила Фло и, очутившись на кухне, со значением протянула, чуть грассируя для кокетства:
– Вот уж не ожидала на собственной кухне, с утр-р-ра пор-р-раньше увидеть такого кр-р-расавчика,– и кокетливо начала накручивать локон на палец.
Бородач, которого Марлен усиленно не замечала, перестал ловить светлячков перед глазами, но, видимо, после удара головой у него все же «фляжка потекла», поскольку заявление девушки он принял на свой счет.
– И ты тоже ничего так, – осоловело ухмыляясь, прогнусавил Харт, усиленно окая.
Все взгляды сразу же сошлись на бородаче, потиравшем макушку.
– Я вообще-то не тебя имела в виду, – Марлен, судя по изменившемуся тону, разозлилась, что ее охоту так нагло прервали.
– О-о-о-о, – грустно протянул громила и начал подниматься.
Марлен же вновь развернулась к своей «дичи» и отрепетированным движением откинула волосы за спину.
– Так на чем нас прервали? – вопросила она таким тоном, который способен выманивать деньги даже на расстоянии. Казалось, ее не смущают ни ухмылка Фло, ни сопение обиженного в лучших чувствах Харта, ни мое изумление, ни даже не то что нулевая, а отрицательная реакция собственно объекта промысла.
Я лишь поразилась непробиваемой, непоколебимой целеустремленности девицы, решившей захомутать этого ловца, из сомнительных достоинств которого я пока видела лишь деньги, все так же выразительно торчавшие из ворота рубахи. Прямо как шелковый бантик на подарочной коробке.
Незваный гость же, вместо того, чтобы оценить выставленные для него напоказ «орудия соблазнения четвертого калибра» отчего-то скривился.
– Детка, – глядя ей в глаза, он начал доставать из ворота засунутые мною купюры.
Скомканные бумажки заставили Марлен невольно перестать пожирать взглядом блондина. Соблазнительница не могла отвести взора от мятой, но так призывно шелестящей бумаги. Полугодовое жалование горничной в доме аристократа – деньги не баснословные, но и не самые маленькие.
Ловец же аккуратно свернул деньги в трубочку и опустил скрутку в ложбинку меж грудей красотки. Та победно улыбнулась.
– Это тебе на одежду, а то, смотрю, у такой крошки денег на платье совсем нет… – Марлен беззвучно открыла и закрыла рот, а блондин продолжил: – И не стоит так стараться. Видишь ли, я сейчас не настолько изголодался по женскому телу, чтобы соглашаться на базарные сплетни, что не обсуждал только ленивый. Предпочитаю книги.
Увидев недоуменное лицо Марлен, он зло усмехнулся и пояснил:
– Женщины – как мысли. Если растиражированы и доступны всем, как бульварные листки – не особо интересны. Их можно послушать лишь разок, когда очень хочется заняться чем–то другим.
Ловец говорил блондинке, но отчего-то смотрел на меня. И этот его жест с деньгами, будто он хотел мне этим что-то сказать. Вот только я не поняла: что именно?
А потом он круто развернулся, и без замаха, кинул сгусток тьмы в штору, что закрывала вход в каморку при кухне. Черная дыра размером с напольное зеркало раззявила свою пасть, в которую незваный гость и шагнул, не прощаясь.
После его ухода на кухне воцарилась тишина. Ее нарушила недовольная Марлен. Девица вынула из декольте трубочку с деньгами и обреченно протянула:
– Полная жопа….
Я не сразу поняла, о чем это она, и решила ее подбодрить:
– Да нормальная у тебя фигура.
– Она не об этом, – ехидно прокомментировала Фло, все так же наблюдавшая диспозицию из дверного проема. – У нее тут такой мужик сорвался. И при деньгах, и красивый. Ловец опять же. А то, что нервный чутка… Так в постели наверняка горячий. И честный, что по нынешнему времени редкость. Все правду Марленке в лицо бросил, – она хмыкнула, а потом продолжила, обращаясь уже к полураздетой девице: – Только ты, милка, не обольщайся. Он на тебя не клюнет. У него тут, носом чую, другой интерес нарисовался.
Глава 3
Тэд
Ловец шел по переулкам лабиринта, то срываясь на бег, то снова восстанавливая дыхание. В голове его теснились мысли и образы, казалось, сводившие его с ума. А может, не казалось? Сейчас, остывая, он понимал, что чуть сгоряча не натворил. Да, эта пигалица его не на шутку разозлила. Но и он сам хорош… слетел с катушек по полной.
В последнее время он часто ловил себя на том, что еще чуть–чуть, и сорвется. Его до зубовного скрежета раздражал Лурк – ловец из второй группы, что кичился знатностью своего рода. Порою Тэду хотелось поправить самодовольную физиономию этого аристократического павлина хорошим хуком. Особенно когда этот аристократишка цедил в кулак о всяком уличном отродье, что невесть как попало в Оплот. И плевать, что Тэд прожигал свою шкуру в языках пламени лабиринта поболее многих, что находил души по едва уловимому следу, чтоб был одним из лучших в столичном отделе в свои неполные двадцать пять. Голубая кровь и древность рода, подкрепленные солидным банковским счетом, для многих важнее иных заслуг.