Lover In Low Light
Шрифт:
— Спасибо за еду, — сказала Кларк, вырисовывая маленькие круги между лопаток Лексы.
Брюнетка издаёт что-то вроде хриплого стона. Её тело вялое и, видимо, на грани комы. Лексе удаётся нежно сжать в объятиях Кларк и быстро продвинуть свою ногу между ног своей девушки.
— Хочешь спать?
Ещё один хриплый стон, и Лекса целует грудь Кларк. Её голос заглушается тёплой кожей, когда она бормочет:
— Люблю твою грудь.
— Спасибо, — смеясь, произнесла Кларк. Её смех проникает в воздух в то же время, когда начинается музыкальная
Лекса улыбнулась на груди Кларк:
— Спасибо тебе за них.
— Это Рождество, детка, не день благодарения.
— Лучший подарок на Рождество.
— Даже лучше, чем в прошлом году, когда я купила съедобные краски для тел?
— Краска закончилась, — пробормотала Лекса, чувствуя мягкий рывок внизу живота, когда в её воображении всплыло изображение с Кларк в краске, двигающейся на ней с тяжёлым дыханием. Лекса сжимает бёдра, улыбается и крепче сжимает свою девушку.
— О, а моя грудь никогда не закончится, да?
— Она такая большая.
— Значит, я больше могу ничего не дарить тебе на Рождество? Я просто могу ходить топлес на праздник, и этого будет достаточно для нас?
— Я согласна.
— Даже когда они провиснут до колен?
Лекса засмеялась между грудью Кларк:
— Мы просто купим диван подлиннее.
— Ты собираешься в обморок свалиться на мне?
Её ответ был скорее «м-мда», чем «да», губы пьянеют у кожи, Лекса думает, что она никогда не была довольна жизнью больше, чем сейчас, даже несмотря на боль в животе.
— Ты не хочешь встать, чтобы посмотреть рождественские фильмы?
— Спать.
Смех заставляет Лексу слегка подпрыгнуть на груди Кларк, и она прижимается ещё сильнее. Блондинка проводит рукой по волосам девушки и говорит:
— Хорошо.
Лекса поднимает голову настолько, чтобы коротко поцеловать подбородок Кларк, а потом сильнее прижимается к её губам.
— Я люблю тебя.
— Знаю.
— Если я стану слишком тяжёлой, просто скинь меня на пол.
— Обязательно.
Хихикнув, Лекса снова зарылась в грудь Кларк и закрыла глаза. Она почти засыпает, когда Кларк спрашивает:
— Уверена, что это всё, что тебе нужно на Рождество? Еда, грудь и сон? Это всё?
— Лишь это и навсегда, Кларк.
Кларк чмокает Лексу в макушку, а затем тепло одеяла окутывает их, когда Кларк вытаскивает его из задней части дивана и укрывает спину Лексы. Последнее, что слышала брюнетка перед тем, как окунуться в дрёму, был шёпот:
— Я могу устроить это.
***
Огни маленькой ёлочки мерцают в углу гостиной, рассыпая по тёмной комнате разноцветные свечения. Это — единственный проблеск движения в тихой комнате: белый, потом синий, потом зелёный, потом красный, потом жёлтый, и Лекса не может оторвать взгляд от этого.
— Спасибо тебе за цветы.
Голос Костии раздаётся в её ушах, что заставляет челюсть Лексы сжаться и дёрнуться. Кожа нежна, словно плоть убрали,
Тяжело сглотнув, Лекса приложила все силы, чтобы улыбнуться, но взгляд так и не отрывался от дерева. Белый, синий, зелёный, красный, жёлтый.
— Ты меня уже благодарила.
— Знаю, — она чувствует, как садятся на диван, и тогда тело Костии колючками раздаётся по её мягкой коже. Так близко. — Но мы договаривались ничего не дарить друг другу, и тут ты удивляешь меня цветами. Так что я просто хотела сказать тебе спасибо ещё раз.
Белый, синий, зелёный, красный, жёлтый.
— Не за что, Кос.
— Лекса.
— Мм?
Ответа нет, тишину прерывает лишь тихое дыхание Костии рядом с нею, и потом…
— С нами всё хорошо?
Это — первый раз за практически полчаса, когда Лекса смогла заставить себя оторвать взгляд от огней. Ей кажется, словно она вросла в подушки, словно паста между зубами.
— Конечно.
Кажется, словно глаза Костии блестят в зареве, такие тяжёлые и опечаленные, с каплей неверия.
— Ты уверена? — она протягивает руку, кончики пальцев ложатся вдоль линии челюсти Лексы. Это словно попытка пощупать, понять, реальна ли Лекса, и брюнетка чувствует, как сжимается её желудок.
Её сердце болезненно подходит к горлу и остаётся там, где душит её до слёз, чтобы глаза соответствовали блеску её девушки.
— Конечно, — говорит она снова, и еле доводит эту фразу до конца. Они душат, причиняя боль кожи, костям, её душе. Её словно распахнули и вытянули, на волосок сократив жизнь. Она так устала.
Лекса повернулась обратно к дереву, вдыхая носом в тишине воздух и пытаясь не допустить, чтобы грудь вздымалась при этом действии. Белый, синий, зелёный, красный, жёлтый. Она почти трясётся, когда у её щеки оказывается чашка, и Костиа садится на колени Лексы. Тёплые бёдра седлают её, рот прикрыт, и после этого она может подготовить себя, она может вдохнуть, она может сделать ход.
Она через силу разжимает свои руки и кладёт их на бёдра Костии и прижимает её ближе. Лекса закрывает свои тяжёлые глаза, дышит через жжение в груди и пытается позволить себе окунуться в это, в привычный ритм Костии. Целостный, глубокий поцелуй, пальцы Костии на затылке Лексы — заставляют её издавать хриплые и неуклюжие звуки.
Костиа трётся о живот Лексы, материал её джинсов напрягся и облегает её раскачивающиеся бёдра, и Лекса начинает поскуливать. Она зажмуривается ещё сильнее, и туманные образы просыпаются в глубине её сознания, и реальность проталкивается на первый план. Глаза Лексы распахиваются, когда она чувствует руки на груди и губы на шее, и имя не той норовит вырваться из её горла.