«Ловите голубиную почту…». Письма (1940–1990 гг.)
Шрифт:
В результате в последнее десятилетие перед отъездом в эмиграцию Аксенова издают все реже и реже. Отказы приходят не только из столичных издательств и журналов, но также из областных и республиканских. Журнал «Север» (1969) возвращает рукопись «Стальной птицы», «Москва» – «Золотую нашу железку». Причем главный редактор журнала Михаил Алексеев (1975) пишет Аксенову, словно перед ним рукопись дебютанта: «Нет необходимости писать Вам о том, что человек Вы несомненно одаренный». Это он пишет автору «Звездного билета», «Коллег», «Апельсинов из Марокко», «Затоваренной бочкотары» и других известных всей стране произведений и кинофильмов. «Железку» отвергает «Новый мир» (1973) и «Юность» (1974) с унизительной для Аксенова правкой Бориса
При этом среди произведений, увидевших свет, преобладают вещи, как уже отмечено, далеко не самые значительные для творчества Василия Аксенова: заказанная издательством «Политиздат» повесть о Леониде Красине «Любовь к электричеству» (1971), пародийный детектив «Джин Грин неприкасаемый», написанный в соавторстве с Овидием Горчаковым и Григорием Поженяном (1972), детские повести «Мой дедушка – памятник» (1972) и «Сундучок, в котором что-то стучит» (1976), ну еще отдельные публикации в периодике, в том числе юмористические рассказы на 16-й странице «Литературки». В «Литературке» же печатались отрывки из «Золотой нашей железки» (но сама повесть так и не вышла) и отрывки из повести «Поиски жанра». Более значительными были две публикации в «Новом мире»: «Круглые сутки нон-стоп» (1976) и «Поиски жанра» (1978), но эти вещи явились к читателю в результате ожесточенной борьбы за них Аксенова не только с литературным начальством, но и с «компетентными органами», которые уже усиленно контролировали жизнь Аксенова, хотя и дозволяли ему иногда выезды за границу. Тут уже дело было в написанном в 1975 году «Ожоге», текст которого был известен КГБ и выхода которого на Западе власти боялись и поэтому порой шли на уступки строптивому автору. В том числе и в разрешении этих двух новомирских публикаций. Но это уже другая тема…
Публикуемая переписка полна отчаяния и справедливого гнева. Так, одно из писем Аксенова (см. ниже) напоминает известное письмо Михаила Булгакова к Сталину. В нем Аксенов пишет: «Вот уже скоро год я перевожу по подстрочникам с киргизского, казахского, грузинского языков. Переписываю чужие, забракованные и полузабракованные сценарии <…> Я обращаюсь к Правлению [815] с простым вопросом. Смогу ли я в дальнейшем жить своим писательским трудом, то есть сочинять, или мне уготована судьба переводчика, доработчика, правщика, текстовика и т. п.?»
815
Правление Союза писателей СССР.
В письме к Борису Полевому (1974, см. ниже), главному редактору журнала «Юность», журнала, некогда открывшего Василия Аксенова и ставшего для него родным домом, Аксенов не скрывает возмущения предпринятой правкой его рукописи: «Кто из писателей и в какой стране принял бы редактуру, учиненную Вами над „Железкой“ [816] , как Вы думаете? Неужели Вы хоть на минуту допускали, что я приму эту редактуру?»
Из публикуемых писем видно, что Василий Аксенов не был таким уж баловнем судьбы, каким его порой пытались представить некоторые собратья по перу в России и в эмиграции, и, кроме того, эти письма являют пример бескомпромиссной борьбы писателя за свои творческие права.
816
Повесть «Золотая наша железка» будет опубликована только во время перестройки.
Президиуму IV Съезда советских писателей от делегата съезда Аксенова В.П. Москва
Сообщаю Президиуму, что мной получено письмо писателя Солженицына А. И., направленное им в адрес Съезда и, должно быть, уже известное Президиуму.
Я хочу заявить, что солидарен с Солженицыным по вопросу о цензуре. Невероятное долголетнее непрекращающееся давление цензуры опустошает душу писателя, весьма серьезно ограничивает его творческие возможности. Самым отвратительным детищем цензуры является так называемый «внутренний цензор», который стоит за спиной писателя во время работы, дышит ему в затылок, предостерегает, ехидничает, хватает за руку.
Впрочем, и сама реально существующая цензура скрыта от глаз писателя неким мистическим туманом – Главлит. Я не знаю ни одного писателя, который видел бы в глаза своего цензора.
Давление цензуры создает в наших редакциях атмосферу нервозности и уныния. Редактор, предвидя объяснения с Главлитом, из друга и помощника писателя превращается в его первого цензора. Теряется уважение к писательскому труду. «Порезать» текст романа, рассказа и даже стихотворения считается делом естественным и легким.
Мне кажется, что следует в значительной степени ограничить влияние цензуры на наш литературный процесс, воспретить ей вторгаться в художественную ткань произведений.
Кроме того, я хочу сообщить Президиуму Съезда следующее. То, что Солженицын сообщил об обстоятельствах своей жизни и работы в последние годы, поразило меня. Я, как должно быть и многие другие наши коллеги, испытываю глубокую тревогу за судьбу одного из самых талантливых советских писателей.
С уважением, Василий Аксенов,
делегат Съезда
Правлению Московской Писательской Организации
От Аксенова Василия П.,
Весной прошлого года секретариат Московской писательской организации наложил на меня взыскание, а именно «выговор с занесением в личное дело», за подпись под письмом к Правительству по поводу процесса Гинзбурга – Галанскова.
Спустя короткое время в различных редакциях распространились слухи о неких сакраментальных «черных списках», в которые попали все наказанные, и я в том числе.
Слухи эти неоднократно опровергались руководящими деятелями писательских организаций.
У меня нет основания не верить этим деятелям. Убежден, что никаких «черных списков» не существовало и не существует. Хочу лишь рассказать о некоторых своих злоключениях в истекшем году.
Мой сборник, который должен был выйти в мае 1968 года в издательстве «Сов. писатель», не вышел до сих пор. Он попал в какую-то странную типографию. Типография эта, оказывается, печатает этикетки для кефирных бутылок, и ей недосуг добраться до моей книги.
По ходатайству секретариата МО и по моей заявке издательство «Худ. литература» собралось заключить со мной договор на сборник из трех повестей. Не понимаю, по каким причинам я был исключен из плана.
По поводу таких пустяков, как «зарезанные» мелкие рассказы в разных изданиях, мне даже не хочется беспокоить адресата.
Я оказался в довольно трудном положении. Пьесы мои (их у меня четыре) нигде не ставятся и не печатаются, книги (вышеупомянутые и неупомянутые) не выходят, заявки на оригинальные сценарии не принимаются.