Ловите принца! (Щепки на воде)

Сударева Инна

— Скажите мне, мальчик мой: лорд Гай угрожает той девушке? Нине? — вдруг спросил Герман и, не дождавшись ответа, продолжил. — Если вы ее любите, вам будет очень тяжело…

— Это и тебя касается! Я не хочу терять ни тебя, ни Нину, ни Ларика, ни кого бы то ни было! Я не хочу ничьей смерти! И меня бесит, что я попался, как кур во щи, и должен подчиняться дурным планам Гоша! — с таким рыком Мелин вдруг пнул стул, с которого подскочил при этой вспышке гнева.

Стул улетел далеко к стене, где врезался в комод и упал, лишившись одной из ножек.

В дверь их комнаты с другой стороны предупредительно забарабанил кто-то из охранников, довольно невежливо

советуя не бушевать темной ночью.

— А то скрутим всех, чтоб спалось спокойно! — такими словами сопроводил совет.

— Я решил, — зашипел Мелин, взяв себя в руки. — Я начну свою игру. И перебью Гошу масть! Я ведь тоже кое-что кумекаю, кое-что могу. И я многое надумал. Пусть, пусть я буду послушной цацкой для Гая Гоша. Но — до поры до времени. Я ж не дурак — понимаю: как только во мне пропадет необходимость, он уберет меня с дороги и сам возьмет то, что на какое-то время хочет отдать мне — корону.

— Это опасно! Это очень опасно! — заговорил Герман, хватая юношу за плечо. — В подобных интригах в свое время сложили головы иногие из тех, кто были поискусней вас…

— Не опаснее боя на стенах Илидола, — возразил Мелин. — Голову сложить? Не так это страшно, как некоторые думают… А вот Нину я ему не отдам! Не отдам!

Ларик переглянулся с мастером Германом: их обоих не на шутку встревожили волчьи огни, полыхавшие в глазах кронпринца, и сталь, звенящая в его голосе. В самом лице молодого лорда проявилось что-то звериное: даже верхняя губа подрагивала, словно готовилась обнажить клыки. А кулаки парня сжались так, что костяшки пальцев побелели и хрупнули.

— Утро вечера мудренее, — выдохнул юноша, заметив, что товарищи по заключению смотрят на него с замешательством и даже опаской. — Последуем совету нашей охраны и ляжем спать…

Сны, которые видел в ту ночь наследник лагаронского престола, были темны и нехороши.

Он смотрелся в мутное озеро, в глубинах которого плавали и пожирали друг друга невиданные рыбы и змеи. Эти чудища пялили на Мелина свои горящие желтым и зеленым глаза… Их взгляды почему-то доставляли боль голове, и юноша закрывал лицо руками, чтоб не видеть ничего, кроме спокойной темноты…

Потом он вдруг провалился в липкую и вонючюю трясину, которая потянула вниз, противно чавкая, и полезла в рот, и от этого в горле, в пищеводе, в груди все горело и пеклось; хотелось плеваться и кашлять, ругаться и проклинать все на свете.

Чуть позже, выбравшись-таки на какой-то берег, оказавшийся вдруг дощатым полом в пятнах жира и вина, Мелин увидел Нину. Тонкая и светлая, похожая на невесомую фею, гуляющую по солнечному лучу, она стояла на грубо сколоченной лавке в трапезной зале доходного дома и смахивала небольшим веничком пыль с расписных кувшинов, что украшали верхнюю полку серванта. Это было такая привычная глазу Пека-Рифмача картина, мирная и милая, что юноша сразу забыл о трясине и о чудовищах из озера. Он позвал Нину, замахал ей руками — и девушка обернулась, улыбнулась. Мелин, радостный, побежал к ней, но с первым его шагом вся зала вдруг опрокинулась, будто от сильного землетрясения. Нина слетела с табурета куда-то вниз, громко крича от ужаса, и Мелин сам ужаснулся, потому что увидел, что она упала в ту самую черную, противную трясину, которая совсем недавно поглощала его…

Волосы Нины, ее тонкая шея, руки, ее нежное лицо вдруг стали черными и потекли, как сгнившее яблоко, и вместо ее детского голоса Мелин услыхал отвратительное бульканье, смешанное с шипением…

Вместе с шипением раздался смех, и юноша увидел лорда Гоша. Он сидел в кресле у крохотного камина, посреди темной трясины, и смеялся, читая какую-то книгу.

Мелин зарычал от злости и наклонился, чтоб поднять камень с земли: очень хотелось разбить гадкому дядюшке его полную коварных замыслов голову. Но валун от одного прикосновения пальцев юноши обратился вдруг в черную белоглазую крысу, и она впилась мелкими зубами в ладонь Мелина.

Он с громким воплем отшвырнул мерзкого грызуна прочь, а лорд Гош захохотал еще громче и радостнее, и Мелин, подняв взгляд на дядю, увидел, как лицо его превращается в крысиную морду…

Начало следующего дня порадовало вольный город Илидол чистейшим лазоревым небом, ярким солнцем и полным безветрием. Вьюга улеглась, полностью выполнив работу по укутыванию мира в снежные покровы.

— Вам повезло: отличная погода для отъезда, — довольным тоном говорил лорд Гош, посматривая в окно на улицу: там, меж сверкающих сугробов, уже резвились звонкоголосые и румяные детишки. — Вы — в Данн, я — по своим делам. Погода за нас, — он обернулся и улыбнулся Мелину.

Кронпринц, взъерошенный, хмурый, с темными кругами под глазами (что ни говори, а ночь его была беспокойной из-за тревожных и неприятных снов), стоял у камина. Он испытывал огромное желание ухватить кочергу или лопатку для углей и раскроить череп двоюродному дядюшке, чтоб раз и навсегда решить все возникшие проблемы, но три рыцаря, которые находились рядом и не спускали с него глаз, не давали повода думать об успехе такой выходки.

— Не забудьте, что вы мне обещали, — более строгим тоном заметил Гош, чувствуя волну ненависти, исходившую от Мелина. — Будьте готовы прибыть туда, куда я укажу, и тогда, когда я потребую. Не забудьте: мы — союзники.

— Союзники не шантажируют друг друга, — отозвался юноша, подарив дядюшке мрачный и тяжелый взгляд.

Гош дал знак рыцарям, чтоб они вышли. Остался, как обычно, лишь Коприй.

— Я всего лишь прикрываю себе спину, — заговорил лорд. — Если я уверюсь, что вы надежны, мастеру Герману и юной девушке с Грушевой улицы ничто не будет угрожать… Повторю то, о чем говорил вчера: лично я не вижу никаких препятствий нашему с вами союзу. Вы привязаны к отцу? Сильно в этом сомневаюсь. Разве вы забыли о том, каким замечательным отцом он может быть? А, может быть, вы не хотите на трон? Тоже сомневаюсь. Вы ведь рождены для трона. Вы — старший сын короля, и желание повелевать у вас в крови… А теперь — пара слов о том, о чем я вас еще не спрашивал, — Гош вновь улыбнулся, так, как один заговорщик улыбается другому. — Разве где-то в самой глубине души вы желаете отомстить Лавру за то, что он сделал с вашей матушкой? С вами?

На этих словах у лорда Мелина Лагаронского невольно дернулся левый угол рта.

— Может, я не прав, — пожал плечами Гош, глядя уже не на юношу, а в окно, — но если прав, то позволю себе заметить, что сейчас самое время снять с Лавра должок. Разве можно того, кто убил твою мать, а тебя самого унизил, оставлять без наказания? И если вы накажете Лавра, скинув его с трона, то всё Лагаро будет на вашей стороне. Вас еще больше зауважают, станут называть не только милосердным, но и справедливым. Наказав Лавра, вы покажете себя человеком, который никому никогда не прощает обид и преступлений, даже родному отцу, королю… Высшая справедливость — народу такое нравится… Но, это всего лишь мои мысли…