Ловкость рук
Шрифт:
— Еще один оскорбительный или не относящийся к делу вопрос, — предупредил он, — и я выдвигаю обвинение в неуважении к суду. Этот офицер — представитель закона. Так что извольте относиться к нему уважительно.
И тут Томми Ли вскочил на ноги.
— А мне не за что уважать эту белую свинью! Он сам себя позорит, говоря, что арестовал меня, хотя на самом деле меня там не было! — выкрикнул он.
Тут подлетели охранники и силой усадили Томми Ли на место. Сингер весь так и кипел. Хэтчер что-то бормотал себе под нос. С каждым следующим словом Томми Ли все глубже рыл себе яму, в которую, я не сомневался, он скоро попадет.
— Так как же вышло, что вы арестовали
— Я помню вас, — сказал Сингер теперь уже более уверенно, чем когда я допрашивал его.
— А разве все ниггеры для вас не на одно лицо? — с ухмылкой спросил подсудимый.
Вот тут Сингер рассердился уже не на шутку.
— Всегда мог отличить одного чернокожего мужчину от другого, для меня это не проблема, мистер Джонс, — уверенно и твердо ответил он.
— Но разве тогда вы остановили не моего брата, Бобби Ли, и тот назвался моим именем, чтоб запутать вас и уйти от ответственности? — спросил Томми Ли, нарушая правило, известное каждому студенту-первокурснику. Каждый раз, подвергая сомнению правильность идентификации Сингера, он лишь укреплял офицера полиции во мнении, что Томми Ли и есть тот самый человек, которого он арестовал.
Сингер помрачнел и покачал головой.
— Вы тот самый человек, которого я арестовал, мистер Джонс.
Томми Ли резко развернулся и указал на чернокожего мужчину, сидевшего в зале.
— Разве не его вы тогда остановили? — спросил он.
Сингер уставился на темнокожего незнакомца. Волосы аккуратно подстрижены, чисто выбрит. Одет в деловой костюм-тройку, белую шелковую рубашку с темно-бордовым галстуком. Иными словами, между ним и Томми Ли Джонсом не было ничего общего. И Сингер ответил на вопрос буквально через пару секунд:
— Нет, это не тот человек, которого я арестовал.
— Так значит, продолжаете придерживаться дурацкой байки, что 8 февраля 1970 года вы остановили именно меня, даже после того, как увидели этого человека? — насмешливо спросил Томми Ли.
— Я задержал именно вас.
— Вердикт был предсказуем. Никогда прежде еще не видел, чтобы человек с таким усердием хоронил себя заживо. Свидетелей у Томми Ли не было. По крайней мере, ему хватило ума молча сойти с трибуны. В то время мне показалось — это единственный его правильный поступок. Хэтчеру понадобилось всего полминуты, чтоб огласить приговор. Томми Ли был признан виновным.
— Что-то я ничего не понимаю, Монте. Вроде бы вы говорили, что Томми Ли — лучший из защитников, встреченных вами в суде. Ну, а получается, вы превратили его тогда прямо в фарш для гамбургера.
— Я тоже тогда так думал. Помню, как хохотал за ленчем, рассказывая коллегам о своей победе. Но Томми Ли стал тем, кто смеялся последним.
После приговора я видел его всего лишь раз. Три недели спустя. Я принимал участие в предварительных слушаниях по криминальным делам, и тут вдруг пристав объявил о рассмотрении иска по экстрадиции Томми Ли Джонса. Мужчина, которого охранник ввел в зал, выглядел в точности так же и тоже был одет в тюремную робу, но вел себя совершенно иначе. Улыбнулся, увидев меня, даже протянул руку.
— Вы ловко расправились тогда со мной, мистер Бетун, — сказал он.
И от моего внимания моего не укрылось, что его тягучий южный акцент куда-то испарился.
— Просто делал свою работу, мистер Джонс, — заверил его я. — Ничего личного.
— Я так и понял, — ответил Томми Ли.
Судья Коуди занял свое место, и я объявил, что пришло время рассмотреть
— Вы уверены, что хотите этого? — спросил судья Коуди. Он крайне трепетно относился к защите прав представших перед ним обвиняемых.
— Да, ваша честь, — вежливо ответил Томми Ли.
— Хорошо, — сказал судья. — Быть по-вашему. — И это было в последний раз, когда я видел Томми Ли.
— Зато не последний раз слышал о нем. Понимаете, Лайл, я в глубине души чувствовал, что-то здесь не так. Он совсем не походил на себя прежнего. Говорил по-другому, даже походка была другая. Что же заставило Томми Ли Джонса претерпеть эту трансформацию, превратиться из дикого отвязного бунтаря в добропорядочного с виду гражданина с безупречными манерами? Я постоянно задавал себе этот вопрос, но ответ на него получил лишь две недели спустя.
Томми Ли Джонс и хорошо одетый чернокожий мужчина, которого он называл братом, действительно были похожи. И меня сбили с толку дикая прическа в стиле афро, грязная тюремная одежда и то, как он разыгрывал чернокожего бунтаря с радикальными взглядами. Неужели офицер Сингер действительно арестовал Бобби Ли Джонса? Неужели Томми Ли хотел, чтобы его посадили вместо брата? А что, вполне логичное объяснение. Бобби Ли выглядел человеком вполне успешным. Томми Ли был плохим актером с дурной репутацией, за ним числилась целая череда арестов и отсидок. Да, наверное, так оно и есть, решил я. Томми Ли принял на себя вину брата из любви к нему. И я сразу стал думать о нем куда как лучше. Даже с теплотой.
А потом где-то в глубине подсознания вдруг тревожно зазвенел колокольчик, и мне вдруг стало дурно, даже тошнота подкатила к горлу. Документы по экстрадиции находились в шкафу, в другом углу офиса. Я подбежал к нему и вытащил из ящика папку в конверте из плотной желтой бумаги. Я молился про себя, чтоб это не было правдой, но мольбы мои услышаны не были. Читая запрос на экстрадицию, я так и видел, как Томми Ли указывает на Бобби Ли Джонса и спрашивает Марти Сингера: «Так, значит, продолжаете придерживаться дурацкой байки, что 8 февраля 1970 года вы остановили именно меня, даже после того, как увидели этого человека?»
И я помнил, как уверено и твердо ответил тогда Сингер: «Я задержал именно вас».
— Понимаете, Лайл, все дело было в убийстве. Которое произошло на другом конце страны, в трех тысячах миль, в Нью-Джерси. Ведь, согласно приложенным к запросу документам, произошло оно 8 февраля 1970 года.
На протяжении двадцати пяти лет я занимался адвокатской практикой по криминальным делам. И чего только за это время не насмотрелся, какие только дела мне не попадались, начиная от нарушений правил дорожного движения типа: «На переднем сиденье находился телевизор, который мог смотреть водитель» и заканчивая дюжиной самых страшных и жестоких убийств, тянущих на смертную казнь. И с какими только клиентами я не встречался! И хотя по большей части все они были далеко не подарки, я всегда с теплотой относился к тюремным защитникам. Это преступники, которые за долгие годы отсидки за решеткой самостоятельно изучили юриспруденцию и считают, что знают о законах больше, чем настоящие адвокаты. И порой бывают правы.