Ловля Минотавра на живца
Шрифт:
Мадам Лаева была вынуждена притормозить, чтобы не перевернуть машину. Сзади тотчас раздался возмущенный вой сирены – попутчики, и без того лишенные возможности обогнать, не хотели замедлять темп движения.
Но спасти блузку ей не удалось. Все плечо было пропитано кровью, хлещущей из горла гувернера. Бахам-младший в ужасе прижался к двери, готовый выскочить наружу. Его глаза готовы были вывалиться из орбит. Вот он заметил кровавые брызги на своих брюках и принялся тереть их. Но пятна от его энергичных действий расползались
Гувернантка решила остановить машину, чтобы хоть немного привести себя и подопечного в порядок, а заодно и разобраться, в чем дело. Но едва она нажала на педаль тормоза, как задняя машина ударила вездеход в корму и принялась толкать его вперед. Дорога здесь была неровной, и скрежет металла перекрыл все другие звуки.
– Я не хочу! – завизжал мальчишка и принялся молотить кулаками остывающее тело гувернера по плечам, по голове – куда только мог достать. – Ты слышишь? Я не хочу!!!
Он толкнул тело, и оно, качнувшись, свалилось на пол, за спинки передних сидений.
– Успокойтесь, сэр, – сказала мадам Лаева. – Стейтс только ушибся. Возможно, он только разбил нос о спинку кресла. Поэтому так много крови. Сейчас, уже скоро будет остановка, и мы приведем его в чувство.
Она и сама верила в свои утверждения, и поэтому собственный внешний вид волновал ее больше, чем состояние коллеги.
– Да нет же! Он умер, умер, умер!!! – кричал Бахам.
– Ну, посудите сами, – успокаивающе проговорила гувернантка. – С чего бы ему умереть?
– Он умер! – продолжал талдычить мальчишка.
– Этого не может быть. Успокойтесь, сэр. Вам нельзя так волноваться. В вашем возрасте психика еще не до конца сформировалась и может пострадать от таких сильных эмоций. Нет ничего страшного в том, что мистер Стейтс упал в обморок. Вполне возможно, что это результат акклиматизации. Перепад давления, жара… Я тоже что-то себя неважно чувствую, – неожиданно пожаловалась она.
– Вы не имеете права! – вскричал Бахам. – Вас нанял мой отец. Вы должны…
– Не пойму, – не без удивления произнесла гувернантка, полностью погруженная в анализ собственных ощущений. – Откуда-то взялось головокружение и легкая тошнота. Послушайте, у вас с желудком все в порядке?
Мальчишка от такого вопроса вдруг успокоился. В таком возрасте дети часто стыдятся отправления естественных нужд и всего, что с ними связано. Намек на то, что у него может быть расстройство желудка и необходимость останавливать всю колонну только для того, чтобы отыскать укромное место для облегчения, подействовали на него отрезвляюще. Однако он постарался прислушаться к своим ощущениям. Некоторое время он сидел неподвижно, но ничего необычного в своем организме так и не нашел.
– У меня все нормально, а почему вы спросили?
– Что-то мне нехорошо. Боюсь, что продукты на столе могли оказаться не совсем свежими.
Бахам считал неприличным разговаривать с женщиной на эту тему, но все
– У вас что-то болит? – Под «что-то» он подразумевал живот.
– В том-то и дело, что нет, но все остальные симптомы совпадают.
И только теперь Бахам заметил, что левый рукав блузки мадам Лаевой насквозь промок от крови. На полу между сиденьями образовалась целая лужа, которая не могла быть связана с лежащим головой к левой задней двери Стейтсу.
– Смотрите! – Он ткнул пальцем в пол.
Гувернантка последила за его рукой и все поняла. Это была ее собственная кровь. Она попыталась закатать рукав блузки, чтобы посмотреть, в чем дело, но пуговка на манжете никак не желала расстегиваться. Забыв об этикете, она вскрикнула:
– Помоги же мне!
– Что надо делать? – с готовностью отозвался Бахам. Его ужас прошел, и, напротив, стало даже интересно.
– Расстегни пуговку и закатай рукав. – Мадам Лае-ва с надеждой посмотрела в зеркало заднего вида, потом вперед.
Ей очень хотелось, чтобы сейчас все обогнали ее, чтобы можно было спокойно остановиться. Но дорога по-прежнему была с одной стороны подперта густыми, переплетенными между собой кустами, а с другой стороны все так же нависали отвесные скалы.
Бахам довольно быстро справился с неподатливой, ставшей скользкой от крови пуговкой и осторожно попытался закатать рукав. Поначалу он пытался проделать все это, не испачкав рук. Но очень скоро отказался от этого своего каприза. Ткань прилипла к коже, и дело продвигалось очень медленно.
– Надо, наверное, разорвать, – неуверенно предложил он.
– Что? Нет, зачем… А вообще вещь все равно испорчена.
У нее уже темнело перед глазами. В ушах нарастал звон, и руки, особенно правая, оказывались крутить руль. Пока ее спасало только то, что дорога была прямая и более или менее ровная.
Мальчишка попытался разорвать рукав, но ткань была крепкая, и его тонкие пальцы не в силах были с ней справиться. Он тянул, дергал, но все было тщетно. В отчаянии он рванул изо всех сил, надеясь, что рукав оторвется у плеча.
И вот только тогда все существо гувернантки пронзила резкая боль, от которой она потеряла сознание. Неуправляемая машина резко свернула вправо, вспрыгнула по каменистой осыпи вверх и врезалась в скалу. От удара вездеход едва не перевернулся, но искореженные бампер и крыло зацепились за какой-то уступ и остановили опрокидывание. Машина встала под углом едва не сорок пять градусов. Система безопасности тотчас выключила двигатель.
Бахама снова охватила паника. Он рвался выскочить из машины, совершенно забыв о том, что с этой стороны дверь уперлась в скалу. Он продолжал щелкать замком и ударять плечом в перекошенную ударом дверь, но она не подалась ни на миллиметр. А лезть через тело гувернантки, казавшееся мертвым, он боялся. Наконец его блуждающий взгляд наткнулся на рацию.