Ловушка (для) Арна
Шрифт:
Дома обстановка была странная. Мама пыталась поговорить с ней, мягко, ненавязчиво, но когда увидела, что дочь это только расстраивает, а возвращаться сама она не собирается, решила больше не поднимать эту тему. Тем более, что и без нее были желающие.
Отец стал категоричен, как только узнал о беременности.
— Это его ребенок. Ты должна вернуться. Твой сын- Конуг и ему необходимо расти среди Конугов и учиться у своего отца.
— Это еще и мой сын, — фыркала Ари обиженно, — И если что, детей обычно оставляют с матерью.
— Ты не обычный человек, Ари! Ты — высокородная и сын твой тоже. Он должен жить со своим родом, если
— Арн через старейшин тогда потребует, чтобы я вернулась, ты же знаешь, пап. А я не хочу так.
— И правильно сделает, что потребует, — Макс гневно сверкал черными глазами на упрямую дочь. Он искренне не понимал, что она творит.
Поругались — не поругались. Но нельзя же только о себе думать. Скрывать такое от Конуга из чувства обиды? Она же должна понимать, что для него это очень важно. Что высокородные трепетно относятся к своему потомству, чувствуют его. Даже если не говорить. Стоит малышу родиться, и Конуг поймет. Ощутит новую жизнь в своем роду сквозь все миры и преграды. Только вот как среагирует? Так можно и врага нажить вместо мужа. Отберет силой, по закону, еще и подпускать не будет. Можно конечно всю жизнь прятаться на Земле. Вот только ребенок больше Элиец, чем землянин. Кто его знает, как малыш будет перемещаться. И Макс настаивал, чтобы дочка решила все вопросы, пока внук еще не родился, пока князь не обозлился на нее окончательно.
Но Ари закусывала губу и уходила, чтобы закончить разговор. Она хотела, чтобы Арн сам пришел к ней. Сам. Или не хотела. Она уж и не знала ничего. Совсем запуталась. Да, она очень злилась на него за Ингу. Иногда болезненная ревнивая гордость поднимала свою уродливую голову и жалила в самое сердце. И тогда Ари искренне верила, что не нужен ей больше северянин. Потом, правда, отпускало…
А иногда…Хотя бы увидеть. Просто дотронуться. Услышать. Почувствовать. От одной мысли даже кончики пальцев болезненно зудели.
Время шло, и безысходная тоска по мужу постепенно вытесняла из сердца жгучую обиду. С каждым днем все тяжелее было лелеять в себе злость. Оставалось только тягучее ожидание, обволакивающее все мысли в голове. Как многие очень вспыльчивые люди, Ари просто не умела, не могла долго злиться, какой бы причина не была.
Да и малыш уже шевелился от звука ее голоса. Такая невыразимая радость, что все остальное казалось мелким и не важным.
Но Арн все не приходил. Неужели ему все равно? Виноват и нечего сказать? Считает это унижением — оправдываться? Ари не знала, как еще объяснить. И не знала что делать. Полгода прошло, уж и не придет наверно. Пока сына не почувствует…
— Эй, спящая красавица, твой ход, — бабушка Элен легонько потрепала ее по плечу.
Ари встрепенулась, отбрасывая невеселые мысли, и нахмурилась, уставившись на игровое поле.
— Гхм… Добрый вечер.
Кубик выпал из задрожавших пальцев и укатился под стол. Перед глазами поплыли темные круги от того, как бешено затрепыхалось сердце в груди. Так, что ребра больно сжало. Через силу вдох-выдох. Все родные застыли, кто улыбаясь, кто хмурясь. Надо просто поднять глаза. Просто поднять. Ари сглотнула и посмотрела прямо перед собой, чувствуя, как комната расплывается, будто перестает существовать, и весь фокус перемещается на фигуру князя в дверном проеме. Что сказать? Все слова вылетели из головы. Пусто. Больно. Радостно. Наверно от смущения можно умереть. Конуг тоже молчал, пожирая ее лихорадочно блестящими лазурными глазами.
— Арн, какая неожиданность! Рада вас видеть, — прощебетала бабушка Элен как ни в чем не бывало, — Присоединитесь к нам? Я приготовила пирог с лососем и шпинатом, вы же любите рыбу?
Конуг посмотрел на нее с таким видом, будто только сейчас осознал, что в комнате еще кто-то есть.
— Да, конечно, но… может быть чуть позже, — перевел взгляд на побледневшую жену, — Ариадна, можно тебя… на пару слов?
И, не дожидаясь ответа, вышел на террасу.
Ари несколько секунд зачарованно смотрела на закрывшуюся за ним входную дверь. Глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. И, стараясь не встречаться глазами ни с кем из родственников, быстро встала, накинула огромный пуховик, резко дернула ручку на себя, сделала шаг и оказалась наедине с мужем.
Арн стоял напротив, вальяжно облокотившись на перила и скрестив руки на груди. В одной тонкой рубашке, от которой шел морозный пар, с влажными заплетенными волосами, словно на улице и не зима.
Ари от одного взгляда на него недовольно поежилась, но ничего не сказала. Проявлять заботу сейчас было бы…странно. Поэтому она просто демонстративно посильнее укуталась в безразмерный пуховик и присела на качели- скамью, поглядывая на мужа из-под опущенных ресниц. Интересно, он знает про ребенка? Когда Арн вошел в дом, она сидела за столом, а сейчас куртка, больше напоминающая одеяло, все скрывает. Он поэтому пришел?
Конуг все так же молчал, вперив в нее тяжелый взгляд. Ощупывал фигурку глазами, будто хотел сверить свои воспоминания и реальность. Остановился на животе. Ари замерла, нервничая. Взор князя полыхнул магией, и девушка тут же ощутила, как ребенок толкнулся словно в ответ. У Арна даже щека дернулась. Черт, он знает. Ари с интересом стала разглядывать свои домашние тапочки, ожидая неминуемое начало тяжелого разговора. Глаза предательски защипало от детской обиды. Не из-за нее пришел.
Но ничего не происходило. Только гнетущая тишина. Такая пронзительная, что казалось, она слышит, как звенят собственные нервы.
— Арн, — вскинула на него черные влажные глаза. Даже не знала, что хочет сказать, просто начать. Ну невозможно вот так.
Конуг выглядел странно. Не щурился, не улыбался. Никакой мимики, так свойственной ему. Словно в ледяную статую превратился в своей тонкой рубашке на морозе. Она даже не помнила, когда в последний раз видела его таким, видела ли вообще. Может, когда спал. Князь посмотрел внимательно, сделал пару шагов и сел рядом на качели. Протянул руку, и Ари оглянуться не успела, как уже сидела на коленях у него, сжимаемая в стальных объятиях, укутанная жаром мужского тела. Хотела было отодвинуться, но Арн забормотал что-то недовольно в висок, не отпуская, и зарылся носом в волосы.
Бессильная злоба, обида, тревоги, все всколыхнулось в ней удушающей волной и полилось горячими слезами. Сначала маленькими ручейками, потом все больше и больше, захлестывая. Уже и плечи затряслись, и судорожные вздохи не удержать в себе. Уткнулась в рубашку, чувствуя, как расползается огромное мокрое пятно под ее щекой, как Арн целует ее в макушку, гладя по трясущейся спине.
— Ты мне изменил. Изменил! Ты! Сукин Сын! — слова начали сами вылетать из нее несдерживаемым потоком вперемешку с рыданиями. Больно сжала его ладонь, впиваясь ногтями, желая смять, разрушить хоть что-то.