Шрифт:
1
После полудня пассажиры теплохода «Судьбинушка» спасались в уютных каютах. Самые отважные путешественники принимали солнечные ванны на верхней палубе. Среди двух десятков смельчаков был и Мирон Глыбов, которому по случаю тридцать третьего дня рождения работодатель щедро оплатил круизную путёвку.
Своё мускулистое тело он разложил на пластиковом шезлонге под тенью зонта. В жаркий
Это был второй день его плаванья вниз по Волге. Первый вечер Мирон провёл скромно. На ужин позволил себе лишь бокал пива. К половине десятого выкурил сигарету. С ним хотела завести знакомство женщина средних лет и даже решилась присесть рядом за столик. Она мило улыбалась, задавала вопросы: кто он и откуда. Мирон неспешно отвечал и посматривал на часы. Почему-то хотелось тишины. А возможно, ему просто не понравилась женщина в шляпке, с ярко накрашенными губами.
После выступления смешных аниматоров и искусительницы со змеёй, ссылаясь на усталость, Мирон откланялся, заметно обидев даму, которую звали Ольга. Вернувшись в свою каюту, какое-то время он посвятил чтению. Книга показалась скучной. Тогда Мирон включил телефон, приступив к строительству падающих в стакан кривобоких фигур. Так и играл, пока не уснул. Но наступающий вечер пассажир класса «Полулюкс» желал провести под девизом «гори всё синим пламенем». Ещё лёжа на шезлонге, он настроился опустошить все бутылки из всех трюмом четырёхпалубного красавца.
Жара к вечеру сошла. Теплоход встретил зажжение бортовых огней затяжным гудком судового тифона. Расталкивая бортом речную волну, «Судьбинушка» прибавила хода. Затем прозвучал второй гудок, означающий начало залихватского праздника. Хмельной народ ответил стадионным рёвом сотен ртов, свистом и бурными возгласами: «Давай, давай». Мирон тоже яростно хлопал в ладоши; а музыка в баре под названием «Слепой Пью» заиграла ещё громче, вовлекая в веселье всё новых и новых людей.
Теперь только танцы до упада, забавы и развлечения, потому что волжские просторы разрешают вопить во всю глотку, зная, что на берегу тебя не услышит никто. Широка река-матушка – и не объять её взглядом, и не найти границ. Отныне белоснежный теплоход полон безумным ликованием и храбр оплаченным счастьем. Словно точки-тире загорелого радиста – звонкая чечётка разлеталась по каютам, вплоть да капитанской рубки, призывая встать в хоровод и не жалея отдраенной палубы, отдаться танцу, как первой любви. Потому что в разудалой пляске расцветает городская душа и требует бессонную ночь. Так дайте опьянённой чертовке, чего хочет она! Гуляй народ: пей, веселись! Праздник плоти до утра, – и, как говорится, большому кораблю – большое плаванье.
Позабыв о рабочей рутине и девушке Наде, сбежавшей месяц назад, бог знает к кому и куда – Мирон пустился во все тяжкие. Он кутил, куражился, кого-то принимал в объятия и часто выпивал. Под огненные «Руки вверх» Мирон встретился с дамой, с той, что вчера не смогла убедить его в своей свежести и нравственной неприступности. Женщина снова была навеселе и, не расплескав ни капли из фужера с шампанским, обняла парня и целовала его, как любовника.
«Один раз живём», – думал Мирон Глыбов, размахивая руками, словно мельничными лопастями. Но не знал он одной пустяковой истины: если существуют лопасти, если представился мельницей, то где-то рядом обязательно должен притаиться «Дон Кихот», у которого свои представления о танцах.
***
Багаутдин Арчаков был рождён на одной из вершин седого Кавказа. Потому умел терпеть боль, но обиду не прощал никому. Мирон так увлёкся, что не заметил, как наступил гордому парню точно на красный мокасин, причинив тому сносное, но всё-таки неудобство. Это была непростительная ошибка, почти приговор. Вот здесь бы остановиться молодым да пылким парням. Сделать вид, что ничего не случилось и снова отправиться в танцующие ряды, но нет – ни судьба, ни судьбинушка. Не для того Багаутдин потел всё детство на борцовском ковре, чтобы вот так запросто взять и остыть. А что Мирон? Разве он зря с восьми лет колотил боксёрскую грушу? Нет, он готовился, возможно, именно к этому вечеру.
Конец ознакомительного фрагмента.