Ловушка для орла
Шрифт:
– Всякий, кто оскверняет наше святилище, должен быть наказан! – упрямо твердил Хемиш. – Так говорит наш отец.
Наш отец, сказал Хемиш. Эти дикари и впрямь были схожи, как братья, – оба невысокие и коренастые, темноволосые и голубоглазые. И грязные.
– Но отец не говорил нам сражаться с гостями, – задумчиво произнес более юный Манго. И добавил с гордостью: – Наш отец – Ангус Каррак Мак-Ихе.
– Значит, к нему мы и идем, – подытожил Дэвид.
После этого какое-то время они были заняты, вынимая острую зазубренную стрелу из плеча Хемиша, и тот сопел и стонал сквозь зубы, но при этом посматривал на Мойру, словно злился, что тут женщина, которая видит его страдания. Да еще и уверяет, что парню просто повезло, что стрела брата
Когда с перевязкой было покончено, Мойра спросила:
– Сможешь идти? – И, не дождавшись ответа, добавила: – Конечно, сможешь. Ты ведь уже взрослый, чтобы не скулить и не плакать от столь пустяковой раны.
Все же она знала, как с ними разговаривать. И Хемиш с Манго уныло двинулись вперед, указывая гостям дорогу. Дэвид даже слышал, как Манго сказал брату:
– Эта женщина права в том, что не стоило сразу нападать на них. Они ведь не выглядели как враги.
– Но они вошли в нашу башню, – уже без прежней ярости отозвался Хемиш. Потом добавил: – Ох и достанется нам от родителя…
Ангус Каррак и впрямь отпустил обоим своим отпрыскам по хорошей затрещине, когда узнал, что случилось. К гостям он отнесся радушно, правда, Дэвиду не понравилось, как Ангус смотрел на Мойру – пристально, внимательно, изучающе. Впрочем, она всегда привлекала внимание мужчин, с этим надо смириться. Окинув женщину взглядом, Ангус словно вспомнил, что он радушный хозяин, и велел жене подать гостям по чаше сыворотки. И только после этого пояснил, из-за чего весь шум насчет полой башни.
– Этот брох – наше святилище, которое мы обязаны оберегать. Раньше Мак-Ихе владели тут всем, – сделал он широкий жест. – Но уже несколько поколений прошло, как мы стали септом возвысившихся Маккеев, которые подмяли под себя всех. До этого у нас была долгая вражда. Но и ныне Маккеи вынуждены считаться с нами и нашей свободой, чтобы заручиться нашей дружбой. Иначе… Вы сами должны понимать, что такое имя, как Мак-Ихе [10] , так просто не дается.
При этом он гордо выпрямился и посмотрел на гостей с явным вызовом. Ангус Каррак был типичный кельт – темноволосый и голубоглазый, коренастый и не больно высокий, но державшийся с надменностью монарха. Под его рукой было не так уж много людей – в долине, где располагалось их селение, можно было насчитать только семь-восемь хозяйских дворов, но все жившие тут горцы были родичами. Ангус сказал, что и за соседними возвышенностями, почти до озера Лох-Шин, самого большого здесь, тоже живут Мак-Ихе. И добавил, что раньше владения их клана простирались далеко на север и везде их знали как грозную и опасную силу.
10
Ихе – в переводе с гэльского означает «ночь». То есть Мак-Ихе – сыны ночи.
Дэвид слушал горделивого горца со спокойным почтением, но про себя подумал, что, видимо, эти Мак-Ихе были еще те разбойники и предпочитали нападать именно в темное время, что среди горцев Хайленда считалось признаком дурного нрава и было не в чести. Наверняка Маккеям пришлось немало повоевать с этими ночными разбойниками, прежде чем они взяли над ними верх и смогли подчинить. Теперь Мак-Ихе было немного, но они помнили свое прошлое и гордились им.
– Мы не только были известны своими вылазками под покровом темноты, но и тем, что тьма покровительствовала нам, – все так же величаво говорил своим гостям восседавший на простой деревянной плахе Ангус Каррак, пусть и в простом пледе, но с осанкой повелителя. – Ибо мы в родстве с темными духами этих мест! Некогда одна женщина, ее звали Донада, пошла ночью искупаться в ручье, и там ее соблазнил древний дух ночи. От него она и понесла. Было это давно, когда люди не знали креста и спасительной веры, но что поделаешь, если темный дух послал нам ловкость и силу с частицей своей крови? И мы почитаем его. Люди говорят, что порой он выходит из броха, но лично я никогда его не видел. Однако мы помним о родстве и время от времени приносим в башню цветы и плоды нашего труда. Думаю, дух не оставит нас своей милостью и в дальнейшем. Ибо ночь – любимое наше время. Время любви и набега, время песен и колдовства. И я клянусь в том спасением своей души!
И Ангус широко перекрестился.
Забавно это было – говорить о темных языческих духах и при этом совершать крестное знамение. Но в этом краю подобное, похоже, никого не удивляло. Сам Ангус, пусть и тесно общавшийся с настоятелем монастыря, явно гордился тем, что одна из его прародительниц сошлась с духом ночи. Или попросту подгуляла, а потом уверила родичей, что у нее связь с загадочным существом нелюдского мира, шепнул Дэвид Мойре. Та, судя по всему, считала так же, ибо закусила губу, пряча усмешку. Мойра и сама знала немало таких историй, поэтому лишь почтительно кивала, слушая Ангуса Каррака. Он же, видя, как на него смотрит эта дивная красавица, еще больше хорохорился. Он был зрелым человеком, в его темных волосах посверкивала седина, а на щеке остался грубый шрам от старой раны, но порывистость его движений и звонкий, веселый смех были как у молодого. Глава Мак-Ихе имел двух взрослых сыновей; его первая супруга умерла три года назад, а он, устав вдоветь и понимая, что дому нужна хозяйка, сговорился с женщиной Маккеев, хорошенькой Евой из дальнего селения. Прошлой осенью он увез ее, по сути выкрал, словно юноша в пору первой жаркой влюбленности.
– Но я и был влюблен в мою Еву, – смеялся Ангус, нежно обнимая свою миловидную белокурую жену, которая качала у груди их дочь. – А наша малышка Донада – мы назвали ее в честь прародительницы рода Мак-Ихе – пошла в Мак-Ихе, дитя ночи. Видите, какая темненькая!
Несмотря на свою кичливость, Ангус понравился Дэвиду. Как и сам он понравился главе селения, несмотря на то что вступил в стычку с его сыновьями. Что же до того, чтобы поскорее препроводить их в епископство в Элгине, то Ангус Каррак лишь отмахнулся.
– Этот гоблин, отец Гиб, много на себя берет, решив, что я, только вернувшись по его поручению из епархии, снова погоню своих лошадок в такую даль.
Дэвиду впору было растеряться, но он только рассмеялся, услышав, что Ангус сравнил преподобного Гилберта с уродливым духом гоблином. Очень верное сравнение. Ангус же, увидев, что Дэвид смеется, тоже захохотал и предложил пришлым пожить в селении Мак-Ихе, пока он сам передохнет от поездки и побудет со своей семьей. Ну а уж потом можно будет трогаться в путь.
Устраивало ли это Дэвида? Он подумал, что слишком засиделся в горах Хайленда, что в мире есть дела, к которым он причастен, и что ему надо спешить. Но когда он сказал, что готов заплатить главе рода, если тот не будет тянуть и поскорее отвезет их в Элгин, тот только пожал плечами на это предложение.
– Ммфм… – издал он фыркающий звук. – Говорю же, лошади устали. А они мне что мои милые деточки, их любить и жалеть надо. Ладно, Хат, прибереги свою прыть на потом, а я пока найду чем тебя занять. Говоришь, ты из Маклейнов? Слыхивал я в Элгине, что мужи этого клана одни из лучших воинов в Шотландии. И то, как ты с моими пареньками расправился, тому подтверждение. Я ведь своих ребят сам натаскивал, а с тобой они ничего не смогли сделать.
– И хорошо, что не смогли, – вставила слово Ева. – Или ты хотел, Ангус, чтобы твои ребята опозорились на всю округу, нанеся вред гостям?
Сами ребята при этом довольно неприветливо посмотрели на молодую мачеху. Хемиша вообще познабливало после ранения, и он рано ушел почивать. Манго же, видя, как приветливо держится отец с Дэвидом, тоже подсел к ним, спрашивая, научит ли тот его, как, будучи безоружным, победить соперника с копьем. Ведь копье – излюбленное оружие Мак-Ихе, а оказалось, что гость легко справился с вооруженным воином с помощью одного пледа.