Ловушка для повесы
Шрифт:
И сэр Роберт может ждать... пока ад замерзнет!
— Я хочу вернуться домой.
Глава 13
Коннор знал, что есть моменты, когда нужно нажать и когда нужно дать эмоциям и событиям успокоиться. Он предоставил Аделаиде возможность прийти в себя и всю обратную дорогу не нарушал воцарившегося между ними молчания.
Ему это далось с трудом. Он не мог не заметить, что Аделаиду что-то встревожило, что сразу после его признания ее настроение
Ему хотелось потребовать у нее объяснений такой перемене или спровоцировать ее на вспышку, чтобы морщинка между ее бровями исчезла. Но он не стал делать это. Коннор терпел, пока они не остановились у дверей ее дома, да и тогда всего лишь помог ей спуститься на землю и пробормотал несколько формальных слов прощания.
Она в ответ промямлила невнятное «счастливого пути» и направилась в дом.
Сдержав просившееся на язык проклятие, Коннор снова забрался в фаэтон и пустил коней рысью. Не одной Аделаиде требовалось время, чтобы успокоиться.
«Я хочу тебя. Я захотел тебя с первого раза, как увидел. Даже до того, как узнал, кто ты такая...»
Он понятия не имел, почему признался в этом, почему передал в руки Аделаиде то, что могло стать опасным оружием против него.
Он только знал, что целую минуту наслаждался их перепалкой, этой забавной торговлей, был очарован неописуемой смесью неколебимой целеустремленности и застенчивой невинности. А в следующую минуту чувствовал себя пресыщенным тираном. Чувство ему знакомое, но на этот раз какое-то иное.
Перед его глазами до сих пор стояло ее лицо, с которого вдруг сбежала краска, а потом вернулась вспышкой взволнованного румянца.
— Разве это нормально? — спросила она.
Ад и все его дьяволы!
Этим наивным вопросом она просто лишила его мужественности. Она вдруг перестала выглядеть милой, храброй и очаровательной, превратившись в испуганную, загнанную в угол и очень-очень одинокую. Как заблудившееся в лесу дитя.
Коннора больно кольнуло то, что он торговался с ней... что его это забавляло. Его вдруг раздосадовало, что в одном разговоре они обсуждали контракты и спальню.
Он не покупал ее, как домашний скот... как девицу легкого поведения.
Кроме того, Коннор не принадлежал к тем людям, которые находят удовольствие, наблюдая, как мечется женщина, пытаясь найти выход из невыносимой ситуации. Коннор никогда не пинал невинных.
И категорически не хотел быть таким человеком.
В этой сумятице тревоги, сомнений и чувства вины и крылась причина того, что он разоткровенничался. Он хотел перед ней извиниться. И что-то дать ей взамен. Дать ей что-то...
Однако все получилось нелепо. Он ведь и так давал ей что-то. Пятнадцать тысяч фунтов, если быть точным. Не было у него никаких причин ощущать, что он получает большую выгоду от их сделки. И не было никаких поводов в дальнейшем мучиться воспоминаниями.
Успокоив себя этими разумными рассуждениями, пусть и
Немного отъехав от дома Аделаиды, он придержал коней и осторожно направил их на ровную обочину, поросшую высокой травой и окаймленную вечнозелеными кустами. Там он остановил свой экипаж, спрыгнул наземь и, прислонившись к переднему колесу, стал дожидаться.
Прошло немного времени, идо его слуха донесся хруст опавших листьев под чьими-то ногами. Вскоре из-за деревьев показался молодой человек с внешностью простолюдина. Коннор знал, что Грэму Сефтону двадцать четыре года, что рост его без малого шесть футов и что в настоящее время он самая полезная ему личность. Грэм уже три месяца служил на побегушках у сэра Роберта и шесть месяцев у Коннора.
Каких только любопытных личностей не встретишь в тюрьме!
Коннор приветствовал его кивком.
— Что расскажешь своему хозяину?
Грэм остановился около него и почесал нос, явно не раз сломанный. По непонятным Коннору причинам женщины в деревне находили и этот нос, и самого Грэма неотразимым.
— Это будет зависеть... — проговорил Грэм голосом, носившим все признаки его низкого происхождения, впрочем, смягченного позднейшим образованием. — Хотите ли вы, чтобы он трепыхался, как рыбка на крючке, или извивался, как наживка?
— А есть разница?
— Есть! — ухмыльнулся Грэм, прищурив карие глаза, сверкавшие на смуглом лице. — Дайте мне монету на пинту пива, и я все объясню.
Коннор вытащил монету, но отвел руку в сторону.
— Сначала объясни, а потом посмотрим.
Грэм на миг задумался, потом пожал плечами:
— Наживка понимает, что все кончено, едва ее проколет крючок. И ее беспорядочное движение — это всего лишь предсмертные судороги. А вот рыбка не сразу и не всегда понимает, что ее поймали и это конец. Она думает, что ее прыжки на леске дадут ей свободу. В конце концов, что такое кусочек металла, проколовший губу? Так что изображать?
Представить себе, как дергается и извивается сэр Роберт, было очень заманчиво. Однако Коннор понимал, что рисковать не стоит. Сэр Роберт был непредсказуем, и возможность того, что он выместит свою досаду на Аделаиде, была вполне реальна.
— Я хочу, чтобы он был в себе уверен. Расскажи ему, что видел, как мы спорили.
— И по какому поводу вы спорили?
— Ты находился слишком далеко, чтобы услышать. Скажи, что это выглядело так, словно я попытался поухаживать за ней, а леди дала мне отпор.
— Это просто, — кивнул Грэм, протягивая руку и шевеля пальцами. — Так получу я монету?
— Ты жалкий предатель, — промолвил Коннор, швыряя ему монету.
— Угу, — согласился Грэм, — но верный.
Аделаида не сразу вошла в дом. Как только Коннор уехал, она повернулась прочь от входной двери и направилась в относительное уединение прилегающего сада. Она шагала по каменной дорожке, почти исчезнувшей под натиском грязи и сорняков.