Ловушка для Слепого
Шрифт:
Он запустил руку в карман, вынул краюху ржаного хлеба и начал неторопливо жевать, глядя на поплавки.
Ему показалось, что один из них дрогнул, но это было простым обманом зрения – рыба в подмосковных водоемах давным-давно поумнела, а экземпляры постарше могли бы, пожалуй писать целые диссертации о способах рыбной ловли и видах рыбацких снастей, так что насчет клева можно было не беспокоиться.
По дороге проехала машина. Глеб осторожно покосился на нее через плечо, хотя и знал, что машина не та – для той, которую он поджидал, было рановато, да и звук двигателя был совсем другой.
Спустя полчаса, громыхая плохо закрепленными бортами и тяжело переваливаясь на ухабах, мимо прокатился грузовик, явно
Солнце уже успело приподняться над горизонтом и превратиться из кроваво-красного круга в слепящее желто-белое пятно, когда издали послышался негромкий уверенный гул мощного двигателя. Глеб втянул голову в плечи и повыше поднял воротник бушлата, краешком глаза косясь назад, на дорогу.
Из-за поворота вынырнул огромный, высоко посаженный «шевроле-блейзер» темно-серого цвета. Слепой подвигал удочкой, делая вид, что меняет наживку. Когда внедорожник скрылся из вида, он осторожно положил удочку обратно на рогульку, оглянулся по сторонам и быстро встал.
Нырнув в палатку, он переобулся, сменив высокие болотные сапоги с отворотами на удобные ботинки из мягкой кожи на гибкой резиновой подошве. Стеснявший движения бушлат полетел в сторону. Прихватив из «виллиса» брезентовый чехол с ружьем, Слепой быстро поднялся на дорогу, пересек ее и нырнул в густой подлесок.
Здесь он остановился, расчехлил двустволку, собрал ее и зарядил. Один патрон был с пулей, другой – с картечью, которая могла остановить на бегу крупного лося. Со щелчком ставя стволы на место, Слепой скупо улыбнулся: пассажиры серого «блейзера» приехали сюда именно за лосем.
Глеб вынул из кармана компас и засек направление.
Ему предстояло пройти по азимуту около трех километров.
Этот короткий марш-бросок должен был вывести его в тыл одного из номеров – того самого, на котором должен был стоять нужный ему человек. Слепой потратил на подготовку к операции пять дней, хотя задача – застрелить одного-единственного человека – не выглядела слишком сложной. Это было его первое задание с тех пор, как он вернулся, и первая операция, которую он должен был провести по поручению полковника Малахова, так что любые предосторожности не казались ему излишними.
Почти не производя шума, Слепой быстро шел по лесу, лишь изредка бросая короткий взгляд на компас, чтобы сверить направление, и всякий раз убеждаясь, что идет по азимуту, как по нитке, – старые навыки никуда не делись, они накрепко въелись в мозг, и вытравить их оттуда могла только смерть.
Автоматически считая шаги, Глеб мысленно повторил все, что он знал о своей потенциальной жертве. Журналист Дмитрий Шуляк эмигрировал в Штаты в восемьдесят восьмом году и сделал быструю карьеру на одной из радиостанций, которая вела вещание сначала на Советский Союз, а потом, после его распада, на СНГ. По данным ГРУ, стремительный взлет Шуляка объяснялся активным сотрудничеством с американскими спецслужбами. Помнится, дочитав принесенную Малаховым распечатку до этого места, Слепой с сомнением приподнял брови: это звучало, как фраза из бездарного шпионского романа времен «железного занавеса».
Заметив и правильно оценив его пантомиму, полковник Малахов скупо усмехнулся и сказал: «Ты читай, читай».
Интерес такой серьезной конторы, как ЦРУ, к такому незначительному объекту, каким являлся сбежавший из перестроечного бардака журналист Шуляк, объяснялся просто: Шуляк обладал фотографической памятью и мог со слуха запоминать любой текст – по сто и более страниц за раз.
Это был уникальный шпионский прибор, не нуждавшийся в техническом оснащении и прочих сложностях. Ему не нужно было прятать микропленки в дуплах коренных зубов – он просто садился за компьютер где-нибудь в Лэнгли и начинал страницу за страницей воспроизводить секретные документы и чертежи. Удостоверение журналиста радио «Свобода» отрывало ему многие двери и сердца множества бывших сограждан. Шуляку не нужно было взламывать сейфы и перелезать через проволочные ограждения и бетонные заборы: он мог дословно воспроизвести пьяные намеки окосевшего с непривычки доктора наук или слегка перебравшего офицера службы безопасности. Часть полученной таким образом информации Шуляк просто и без затей выдавал в эфир, а то, что представляло прямой интерес для американской разведки, выкладывал во время своих частых – раз в полтора-два месяца – поездок в Штаты.
Список шпионских операций, в совершении которых подозревали Шуляка, читался, как приключенческий роман. Но подозрения оставались подозрениями – взять Шуляка с поличным было практически невозможно. Не существовало никаких улик, на основании которых его можно было бы взять за кадык и упечь за решетку лет на двадцать пять. Шуляк был неуязвим, и, дочитав ориентировку до конца, Глеб вспомнил Гайдара и описанного им солдата по кличке Феномен с точно такой же памятью. «Не в тебя я стреляю, – вспомнилось ему, – а во вредное для нашего дела донесение.»
«Помните Гайдара?» – спросил он тогда у полковника. – "Гайдара? – переспросил полковник. – Не помню.
То есть, помню конечно: Тимур там, что-то такое про голубую чашку… Только при чем тут Шуляк?" – «Действительно, – сказал Глеб, – при чем тут Шуляк?»
Он перепрыгнул заросшую впадину, похожую на старый окоп, и снова посмотрел на компас. Этого можно было не делать – он шел по прямой, как винтовочная пуля. По его подсчетам, до места оставалось чуть больше километра.
Послезавтра Шуляк вылетал в Нью-Йорк. Что именно он вез своим хозяевам на этот раз, Глеб Сиверов не знал, но полагал, что это было что-то очень важное, раз полковник Малахов решил действовать на свой страх и риск.
Нельзя было исключать и такого варианта, при котором инициатива исходила откуда-то сверху. Глеба не интересовали нюансы, дело представлялось ему вполне очевидным.
Он был офицером, в обязанности которого входила зашита интересов государства, а Шуляк – агентом иностранной разведки, деятельность которого следовало немедленно пресечь. Это был самый настоящий иностранный шпион, а не репортер районной газеты, ненароком скинувший в Интернет компромат на председателя передового колхоза. Следовательно, рассуждать здесь было не о чем, а то обстоятельство, что журналиста в Нью-Йорке ждали жена и двое детей, ничего не меняло: Шуляк был взрослым мужчиной и сам сделал свой выбор.
Глеб замедлил шаг и пошел осторожнее. Теперь он скользил по лесу бесшумной тенью – глаза за притемненными стеклами очков прищурены, руки в перчатках крепко сжимают потертую ложу охотничьего ружья. Вскоре он услышал в отдалении негромкие голоса и пошел еще тише: он был у цели. «Шевроле» с охотниками описал почти полный круг по проселочным дорогам, в то время как Слепой двигался по прямой, так что к этому моменту стрелки только-только начали становиться на номера.
Друзья Шуляка по установившейся у них доброй традиции вывезли свободного журналиста на прощальную охоту, чтобы у себя в Нью-Йорке он мог похвастаться фотографией трофея. В досье, которое принес Слепому полковник Малахов, были копии таких снимков: Шуляк, попирающий ногой в американском армейском ботинке голову лося; Шуляк в той же позе, но уже с кабаном; Шуляк, поднимающий над головой две безвольно обвисшие заячьи тушки; Шуляк, отрубающий огромным тесаком пушистый волчий хвост… Судя по этим снимкам, Дмитрий Шуляк был заядлым охотником и неплохим стрелком. Слепой тем не менее полагал, что журналисту есть чему поучиться: ни разу в жизни этот меткий стрелок не выступал в качестве мишени.