Ловушка для Слепого
Шрифт:
– Отвали, – сказал Дынников. – Напьемся – разберемся. Пристегнитесь, пожалуйста, – с непривычной почтительностью в голосе обратился он к матери Активиста.
«Шевроле» тронулся с места так, словно им выстрелили из пушки, выскочил в крайний левый ряд, резко затормозил, развернулся на месте и пулей понесся к Новому Арбату мимо ехавшей в противоположном направлении «Волги» Кудрявого. «Волга» взревела и тоже пошла на разворот. Когда она проезжала мимо, Активист не удержался и показал ей кулак с отставленным средним пальцем. Гоняться на «Волге» за дикой парочкой, состоявшей
Активист закурил и снова посмотрел по сторонам.
Из дверей магазина вышел и со скучающим видом двинулся в его сторону тип в кашемировом пальто. Его приятель в темно-серой парке приближался слева, на ходу прикуривая сигарету и старательно делая вид, что просто гуляет.
Вокруг сновали сотни людей, но Активист видел только этих двоих да еще милицейский патруль, неторопливо прошагавший в сторону Гоголевского бульвара.
Активист поправил узел галстука рукой, между пальцами которой дымилась сигарета, пригладил волосы и не спеша двинулся навстречу человеку в кашемировом пальто.
По мере приближения на лице у того начала расцветать гаденькая улыбка, но Виктор заранее все продумал и плевать хотел на мимику этого человека. Когда их отделяли друг от друга каких-нибудь пять или шесть метров, он вдруг резко свернул направо и нырнул в гостеприимно распахнутую дверь какого-то магазинчика. Захлопнув дверь за собой, Виктор повернул барашек накладного замка, обворожительно улыбнулся преследователю сквозь стеклянную пластину двери, вынул из кармана пистолет и шагнул в торговый зал.
– Спокойно, – сказал он присутствующим – нескольким покупателям и двоим продавцам. – Спокойно, – повторил он специально для охранника, направляя на него пистолет. – Это не ограбление. Просто мне нужно воспользоваться вашим служебным выходом. Провожать не надо, я разберусь сам.
Говоря это, он пересек тесный торговый зал и протиснулся за прилавок. Продавцы шарахнулись от него, словно он был с головы до ног обвешан готовыми взорваться тротиловыми шашками, но он не стал отвлекаться на мелочи.
Пройдя через служебные помещения, он толкнул заднюю дверь и оказался в проходном дворе, выходившем на Воздвиженку, где была припаркована его машина.
Проехав три или четыре квартала, Активист убедился, что «хвоста» за ним нет. Пока что все шло по плану, но усталость и желание бросить все к чертовой матери и просто позволить себя убить никак не проходили. Он чувствовал себя против воли втянутым в какую-то глупую и никому не нужную игру наподобие бега в мешках, которую организовал не в меру ретивый массовик-затейник. Разница заключалась лишь в том, что ставкой в этом забеге была жизнь, а из всех участников соревнования мешок надели почему-то только на него.
Вскоре он уже сменил серебристую «Ладу» на защитный «уазик» с красными крестами на бортах. Салон «уазика» по-прежнему заполняли картонные коробки, а за сиденьем лежал прикрытый какой-то промасленной тряпкой автомат. Ведя машину прочь из города, Активист непрерывно курил, словно торопясь накуриться впрок. «Перед смертью не надышишься», – вспомнилось ему, и он с ожесточением раздавил сигарету о приборный щиток. Шараев торопился – надо было успеть к месту встречи раньше Кудрявого.
Встреча была назначена в заброшенном песчаном карьере недалеко от кольцевой. Когда-то карьер оккупировал гаражный кооператив, здесь даже было начато лихорадочное строительство, но потом что-то не заладилось, кооператив лопнул и самоликвидировался, и с тех пор карьер пустовал, а вырытые котлованы и заложенные фундаменты медленно зарастали чахлой сорной травой, которой нечем было питаться в лишенном перегноя глубинном песке котлованного дна. Это место как нельзя лучше подходило для встреч, подобных той, на которую торопился Виктор Шараев.
Выехав из города по Каширскому шоссе, он проехал еще несколько километров в сторону Домодедово и свернул в неприметное боковое ответвление. Зеленый «уазик» миновал ветрозащитную полосу, с жестяным громыханием проскакал по ухабам проселочной дороги и наконец осторожно съехал в карьер по насыпной дороге, в незапамятные времена укатанной колесами груженых самосвалов до каменной твердости.
Выкатившись на середину карьера, микроавтобус остановился в нескольких метрах от заброшенных фундаментов гаражей. В чахлом, почерневшем от дождей бурьяне возникло какое-то движение, но Виктор, приоткрыв дверцу, сердито махнул рукой, и движение замерло.
Через несколько минут послышался шум мотора, и в карьер осторожно спустился громоздкий черный джип с тонированными стеклами. Виктор вылез из кабины, держа под мышкой автомат, и сделал несколько шагов навстречу джипу.
Джип остановился, и из него вышли четверо. На всех были кашемировые пальто, и Виктор невольно поморщился: он чувствовал, что у него навеки выработалось отвращение к этой модной и действительно очень красивой одежде. Носить длиннополые пальто, конечно, никому не возбранялось, но ходившие под Кудрявым урки явно перебарщивали в единообразии – им не хватало разве что знаков различия для того, чтобы модная среди новых русских одежда окончательно превратилась в униформу.
У одного из них в руке был небольшой черный кейс.
Приглядевшись, Виктор узнал Одинакового. Одинаковый двинулся вперед, остальные остались на месте, наведя на «уазик» автоматы. Виктор дернул щекой, уронил под ноги окурок и широко распахнул обе створки задней двери «уазика», демонстрируя громоздившиеся внутри до самого потолка картонные коробки.
Одинаковый подошел. Это снова был Иван. Швы ему уже сняли, и теперь вместо пластыря у него на лице неприятно розовели свежие шрамы. В свободной руке Одинаковый держал пистолет.
– Опять ты, – со вздохом сказал ему Виктор. – Принимай товар. До смерти надоело таскаться с этим дерьмом.
Одинаковый заглянул в фургон и, подняв вверх руку с пистолетом, сделал ей приглашающий жест. От группы людей возле джипа отделилось еще одно кашемировое пальто и двинулось к «уазику».
– Не возражаешь? – насмешливо спросил Одинаковый. – Береженого Бог бережет. Это ты у нас, я вижу, храбрец – в одиночку на стрелку приезжаешь.
– Пусть оставит автомат, – потребовал Виктор.