Ловушка для Слепого
Шрифт:
– Хорошие тут места, – подал голос Одинаковый. – Лес, речка.. Название у нее смешное – Проня.
– Вот к Проне и поедем, – отозвался Сивый. – Заодно и посмеемся.
До места оставалось каких-нибудь двадцать километров, и Сивый кратко, но исчерпывающе проинструктировал своих людей, сделав упор на то, что на этот раз, в отличие от предыдущего, им придется иметь дело с профессионалами.
– Там что, база спецназа? – с затаенной насмешкой спросили с заднего сиденья.
– Там нет никакой базы, – спокойно ответил Сивый, – и спецназа там тоже нет. Наши клиенты наверняка спят. Они даже вряд ли вооружены.
– Тогда в чем дело? –
– Дело в том, что это профессионалы, – повторил Сивый.
– А мы кто – любители?
– Вы? Вы дилетанты. А по сравнению с ними вы вообще пустое место.
Заднее сиденье обиженно заткнулось, а Одинаковый повернул голову и с интересом посмотрел на Сивого. Похоже, эта затея перестала ему нравиться.
– Только не надо пугаться, – сказал Сивый. – Вы же не боитесь электрической розетки. Просто не надо лезть в нее дамской шпилькой, и все будет хорошо. Так и здесь: не подставляйся – и будешь цел.
– Вот спасибо, – ядовито откликнулось заднее сиденье. – А то мы тут все хором обмочились от ужаса.
– Ну-ну, – непонятно ответил на это Сивый и съехал на проселок, уменьшив скорость ровно настолько, чтобы не перевернуться на повороте.
Сивый остановил машину в сотне метров от крайнего дома и заглушил двигатель. Утонувшая во тьме деревня спала, погасив огни. В тишине было отчетливо слышно, как возится, устраиваясь поудобнее в своей будке, и громыхает при этом цепью чья-то собака.
– Пойдем задами, – негромко скомандовал Сивый. – Берите канистры. За мной.
Он сделал бесшумный скользящий шаг и растворился в темноте. Одинаковый поспешно двинулся следом и с трудом разглядел темную фигуру метрах в четырех впереди себя. Сивый двигался, вообще не производя шума, и Одинаковый невольно проникся к нему опасливым уважением.
Они обошли крайний дом слева и двинулись по пологому косогору, стараясь не шуметь. Через несколько минут, однако, позади Одинакового кто-то споткнулся и шумно упал, глухо брякнув канистрой и зашипев от боли. Деревня немедленно взорвалась собачьим лаем, и им пришлось не менее получаса неподвижно сидеть на корточках, давая чертовым псам успокоиться.
– Яйца оторву, пидоры криволапые, – едва слышно пообещал Одинаковый, мучаясь от безделья и некстати возникшего желания помочиться.
– Пошли, – сказал Сивый, когда собаки угомонились. – И смотрите под ноги, мать вашу.
– Хрена ли смотреть, когда ни черта не видно, – сердито пробормотал кто-то.
– Профессионалы, – презрительно процедил Сивый и снова бесшумно заскользил вперед, как темное облако.
Внизу, под косогором, тихо журчала речка Проня. а справа чернели на фоне звездного неба голые ветви деревьев и печные трубы над крышами спящих домов. Ориентируясь по одному ему известным приметам, Сивый вдруг резко взял вправо и стал карабкаться по склону.
Звездный свет сумрачно поблескивал на вороненом стволе его пистолета. Заметив этот блеск, Одинаковый осторожно оттянул затвор «Калашникова» и услышал, как позади приглушенно залязгало железо – его люди приводили себя в боевую готовность.
Высокий ветхий забор казался сплошным, но Сивый, похоже, знал, что делал: в заборе обнаружилась незапертая калитка, через которую боевики беспрепятственно проникли в запущенный сад. Собаки здесь не было, и они без помех подобрались к дому вплотную.
– Эй, – почти неслышно позвал Одинаковый, – эй, Сивый! Может быть, порежем их по-тихому, без шума и пыли?
– Нет, – шепнул в ответ Сивый, – будем действовать по плану. Во-первых, пытаться резать их в кроватях просто опасно, а во-вторых, это принципиальный вопрос.
Они должны сгореть. Должны, понял?
– Чего же тут не понять, – проворчал Одинаковый и дал знак своим людям.
Бензин с плеском и бульканьем полился из канистр, обильно орошая старое сухое дерево стен. Сивый поморщился: все-таки эти бестолочи производили чудовищно много шума. Они брякали канистрами, громко шуршали сухой травой, сопели и спотыкались. Увы, это было лучшее, на что он мог рассчитывать в своем теперешнем положении, и с этим приходилось мириться.
Краем глаза он заметил какую-то темную массу посреди двора – там, где раньше ничего не было. До боли в глазах вглядевшись в темноту, он разобрал очертания какого-то автомобиля, похожего на старый, а точнее, старинный внедорожник – чуть ли не лендлизовский «виллис». Сивый пожал плечами, поймал за рукав пробегавшего мимо боевика с канистрой и толчком направил его в сторону машины. С наслаждением вдыхая аромат бензина, казавшийся ему сейчас самым изысканным из всех существующих на свете запахов, Сивый засунул пистолет под мышку, полез в карман и вынул коробок спичек, припасенный специально для этого случая. Спички были самые обыкновенные – балабановские, с зелеными головками, но он хранил этот коробок больше полугода. Ему казалось, что картонный коробок все еще хранит запах того, другого пожара, и Сивый намеревался посмотреть, загорится ли в этот раз так же хорошо, как в предыдущий.
Он уже вынул из коробка спичку и приготовился чиркнуть ею, когда со стороны стоявшей во дворе незнакомой машины вдруг коротко и оглушительно хлестнул выстрел.
Глава 12
Глеб долго не мог уснуть. Водка, чрезмерное количество выкуренных на ночь сигарет и долгий, за полночь, разговор с Малаховым возбудили его, заставив сердце стучать ровно и мощно, а глаза – бессонно таращиться в темноту.
Слепой лежал на слегка отсыревших простынях, утопая в пуховой перине, слушал сонное дыхание Ирины и смотрел в дощатый потолок, казавшийся ему серым и плоским, как передержанная фотография. Он не боролся с бессонницей, точно зная, что может заставить себя уснуть в любой момент. У него была богатая пища для размышлений, и сейчас, в мертвой тишине спящего деревенского дома, думалось на удивление хорошо.
Мысли его неторопливо и плавно текли сразу по трем руслам: он думал об Ирине, о своем новом начальнике и о том растаявшем в воздухе подполковнике, который прежде занимал конспиративную квартиру и которому, судя по всему, принадлежали оставшиеся в памяти компьютера досье на самых крупных московских бандитов и спрятанный в вентиляционной отдушине никелированный парабеллум. Глеб не очень-то верил в смерть подполковника: он и сам не раз растворялся в воздухе, оставив позади косвенные улики собственной смерти и свидетелей, с пеной у рта уверявших, что он умер на их глазах. Все это была азбука конспирации, способная обмануть только того, кто сам хотел быть обманутым. Малахов не сказал этого напрямик, но Глеб чувствовал, что полковник разделяет его мнение и не напрасно выложил всю эту, по большому счету, секретную информацию. Слепому казалось, что, если он когда-нибудь случайно встретится со своим предшественником и понаделает в нем дырок для вентиляции, Малахов не станет обижаться.