Ловушка для стервы
Шрифт:
— А теперь рассказывай. Это я так понимаю, был любитель красных роз?
Она кивает.
— Кто такой? Почему такой обиженный? Мало дала? Или совсем не дала?
— Совсем, — хмуро отвечает Наташа. Да, сочувствую мужику. Но меня это радует. Моя Наташа теперь только моя. Хотя понятнее не стало.
— Продолжай.
— Зовут Генка. Геннадий Скворцов. Познакомились пару месяцев назад, на одном из деловых мероприятий. А дальше ты догадываешься, наверняка, сам. После пары встреч поняла, что это вообще не мое. Потом еще оказалось, что он женат, — усмехается она, — прикинь, у него трое детей
— Если с ним ты тоже провернула парочку своих трюков, я его почти понимаю, — не весело говорю я.
— Ничего особого? я с ним не проворачивала. Не переживай. А мужики все одинаковые. Сначала про любовь поете, а потом ноги об нас вытираете, бежите новых баб искать, а прежних во всех грехах вините.
— Не скажи. Это ты, видимо, одних козлов выбираешь. Есть мужики совсем другие.
— На себя намекаешь?
— Не обязательно. Вон, Егор например совершенный однолюб.
— Ага, слышала я про Ларису.[4]
— Что ты слышала? Я ж не сказал, что он импотент. Он нормальный мужик со своими потребностями, которые можно спокойно удовлетворять с такими, как Лариса. Здесь о любви речь не идет.
— А у кого идет? У Генки? Он сегодня меня любит, через неделю за другой таскаться будет. А когда-то наверняка жене заливал о великих чувствах. Вот ты жене изменял? — классно все перевернула с ног на голову.
— Изменял, — честно признаюсь я, — но не я первый это начал, а только когда узнал, с какими рогами и как долго ходил сам, — она молчит, поэтому я продолжаю, — то, что все мужики козлы, настолько же верно, как и то, что все бабы — бл*ди. Это всего лишь стереотип, у которого есть много примеров, подтверждающих это утверждение, но немало и тех, которые говорят об обратном.
— Налей еще. По последней, — как-то слишком тихо говорит Наташа.
Делаю так, как она просит, только поднимаем рюмки, раздается звонок в дверь. Наташа так вздрагивает от неожиданности, что большая часть рюмки заливается на стол. В глазах ее снова мелькает неподдельный страх.
— Не бойся. Это пицца. Я заказал, — говорю, идя к двери.
Возвращаюсь с двумя большими коробками. Раскрываю и беру кусок, не заморачиваясь с тарелками. Наташа к еде снова не притрагивается. Я уже понял, когда она на нервах, аппетита у нее нет.
— Я спать пойду, — говорит Наташа. Встает и уходит в спальню. Я расправляюсь еще с одним куском, остальное убираю в холодильник и иду за ней. Подходя к спальне, слышу сдавленные рыдания. Тяжело вздыхаю, по ходу мне снова будут не рады, но делать нечего. Пусть привыкает, что от меня закрываться не нужно.
Сажусь на кровать, Наташа утыкается в подушку, услышав меня, затихает, пытается успокоиться. Но уже поздно. Я беру ее за плечи, поднимаю, прижимаю к своей груди. Она пытается меня оттолкнуть, но как-то слабо. Потом все же расслабляется, продолжая всхлипывать. Шепчу ласковые слова, успокаиваю мою несгибаемую леди, которая, оказывается, тоже умеет плакать.
— Не беспокойся больше из-за этого чмошника, — уверенно говорю я, — если не уймется, пойдет на место Витька — мужа твоей Вероники. У того уже воспитательный
Наташа потихоньку успокаивается, лишь изредка всхлипывая в моих руках. А я думаю, какое это счастье держать ее, такую мягкую, теплую, доверчивую. И хотя я понимаю, что о полноценном доверии пока речь не идет, но с каждой такой ситуацией мы становимся на шаг ближе.
— Я боюсь пьяных мужиков, — вдруг шепчет Наташа. Я напрягаюсь, слушаю дальше. — У меня отец пил. Мы всегда боялись, если он приходил пьяный.
— Он поднимал руку? — осторожно спрашиваю я.
— На меня нет. На маму. Ну а мне доставалось, когда я ее пыталась защищать. — Наташа замолкает, а мне становится не по себе оттого, что я начинаю понимать, откуда у этой женщины такой характер. Совсем не от легкой жизни. — Знаешь, — продолжает она, — его не стало, когда мне было одиннадцать. Его пьяного сбила машина. Он еще три дня пролежал в больнице, все плакали, жалели его. А у меня было одно желание, чтобы он не выжил. И оно исполнилось. Наверное, я ужасный человек.
— Нет, — уверенно говорю я, — когда человек начинает пить, он перестаёт быть самим собой. Поэтому, уверен, ты желала смерти не отцу, а тому, кто занял его место из-за пьянки.
— Я никому не говорила этого. Почему говорю тебе? Я совсем пьяная.
— Нет. Ты не пьяная. Спасибо, что говоришь это мне, — и действительно, я чувствую сейчас, насколько открыта и беззащитна эта женщина. Внутри я ликую. Она начинает мне доверять, значит, я на верном пути.
Глава 15
Наташа
Просыпаюсь оттого, что мне жарко. Открываю глаза и не могу понять, в чем дело. Медленно доходит — я лежу в своей постели, но ко мне прижимается горячее мужское тело. Руки обнимают меня, а голова Кости покоится на подушке рядом и сопит возле моего плеча. Начинаю вспоминать вчерашний вечер. На душе паршиво, и не только из-за Генки, хотя страшно подумать, что бы было, не окажись рядом Кости. Самое страшное, нахал, который спит рядом, снова вторгся в мою душу. Зачем я рассказала ему об отце? Этого вообще не знает никто. Я даже матери такого не говорила. Почему он так действует на меня? Конечно, я вчера выпила, но не так много, чтобы не отвечать за свои слова.? На меня снова набрасываются мысли, что это все нужно заканчивать. Иначе я завязну еще глубже и потом вообще не выгребу. Вспоминаю наши выходные. Это рождает в душе теплоту, а вместе с ней и тянущее чувство, что это было запретное удовольствие. Слишком сильное. Потом за него обязательно наступит расплата в виде еще более сильных страданий.
Пытаюсь выбраться из жарких объятий. Не тут-то было. Руки оживают, притягивают меня ближе:
— Пусти. Я в туалет хочу.
— Это аргумент! — сонно бормочет Костя, но не отпускает. Впивается губами в шею, а руку запускает под сорочку и начинает гладить грудь, задевая сосок. На меня это действует вполне определенным образом, посылая импульсы по всему телу. Это бесит еще сильнее. Почему я так реагирую? Почему с ним я не могу контролировать ни свои чувства, ни свое тело?
— Ты хочешь, чтобы я помочилась прямо на тебя? Ты все-таки извращенец? — зло спрашиваю я.