Ловушка для вершителя судьбы
Шрифт:
– Тихо, дурак, – зло сказал Палач. – Испортишь мне все, убью!
Последний аргумент как-то вдруг успокоил несчастного. Должно быть, он почувствовал всю нелепость происходящего – угрожать смертью приговоренному к смерти…
– Смотри и запоминай! Сюда, – Палач указал на огромную корзину, – летят отрубленные головы. Если присыпать голову соломой, никто и не разберет ничего, кому охота ковыряться… Понял? – Он пристально смотрел на бледного заключенного. Тот, весь сжавшись, молчал. – Понял?!
– Да, понял.
– Повтори.
– Сюда летят головы.
– Да
– Голову – соломой…
– Да, соломой. Там все в крови будет, никто и не разберет. Повтори.
– Все будет в крови…
– Ну вот, молодец. Солома в углу, видишь?
– Да, – от волнения у арестанта стучали зубы.
– Повтори.
– Солома в углу…
– Молодец. Когда начальник тюрьмы даст сигнал, дернешь за этот рычаг.
– Я дерну? – изумился вконец сбитый с толку узник. – Я что же – сам себя буду казнить?
– Я ж говорю – дурак, – ухмыльнулся мой подопечный. – Снимай одежду.
– Зачем?
– Затем, – мой подопечный вдруг улыбнулся, чего с ним почти никогда не случалось, – что она тебе не к лицу.
Через минуту ничего не понимающий смертник натягивал на себя штаны и куртку Палача. Одежда заключенного – весьма приличная, очевидно, арестант был из небедных горожан – оказалась Палачу чуть коротка и великовата. Но это было не так уж важно. Когда странные переодевания были закончены, мой подопечный повторил:
– Значит, нажмешь на кнопку и потом сразу бегом за соломой, не забудь только…
– За соломой? А зачем?
– Я же сказал: голову присыпать.
– Присыпать… – эхом повторил ничего не понимающий несчастный.
– Умоешься вон там, там же сбросишь балахон. Потом спустишься по лестнице, – Палач показал в дальний угол двора, – там будет подвал. Длинный, очень длинный. Пройдешь его насквозь, в конце увидишь дверь, она очень тяжелая, толкай сильней. Там – воля.
– Воля?
– Да воля, воля! – Палач начинал сердиться. – Воля, будь она неладна.
– Господи, – крестился осужденный. – Я ничего не понимаю… Господи…
– Экий ты, право, непонятливый на мою голову… Ха-ха! На мою голову!
– Погоди… – В голове у узника наконец стало что-то проясняться. – Ты что же – хочешь меня спасти?
– Дошло наконец, – снова ухмыльнулся Палач.
– Тебе кто-то заплатил за это, да?
– Вот дурень! Что ж ты такой дурень?! Да не платил мне никто!
– А почему мы не можем уйти вместе? – Арестант совсем запутался. – Прямо сейчас?
– Вместе? Да разве ж стража даст нам уйти вместе? Они пропустят только одного меня. Или тебя, думая, что это я. Так что я, пожалуй, останусь здесь, и ты мне поможешь. Я – тебе, а ты – мне. По рукам? – И протянул руку. На открытой ладони блеснули серебром монеты: – Держи!
– Это мне?
– Да, это тебе. За работу. Ровно двенадцать монет. Тебе надолго хватит, если не будешь кутить. А сейчас отведи меня в свою камеру, запри снаружи дверь, брось ключи около спящего стражника, а сам возвращайся в этот двор и жди. Когда сюда придут, сделаешь все, как я тебе сказал. Да возьми себя в руки, а то все испортишь!
И
Должен признаться, что в тот момент я отвернулся и даже зажмурился. Мы, ангелы, повидали на своем веку немало смертей, в том числе и ужасных. Но в тот момент я был не в силах на это смотреть.
Я с большой тревогой ожидал Совета – а ну как снова мне довелось сделать непоправимую ошибку? Вдруг и этому моему подопечному было написано на роду прожить еще долгие годы, а я опять его не уберег? Но, к великому моему облегчению, тревоги оказались напрасны. Его поступок сочли благородным, а меня даже похвалили за то, что я успешно выдержал испытание, в ответ на что я тут же попросил, чтобы мне как можно скорее дали следующее задание. Бедная Иволга даже заплакала, узнав, как мало времени нам доведется в этот раз провести вместе. Мне было очень жаль ее – но отказаться ради подруги от всего того, о чем так долго мечтал, я не мог. Полный самых радужных надежд, я возвращался на Землю, где меня уже ждала новая душа.
Глава 8
Алексей. Картина четвертая
Годы 1992–1993-й
Круглые настенные часы, расписанные под гжель, показывают ровно девять. За окном – яркие буйные краски золотой осени. Последние теплые дни, солнце светит прямо в окно, балконная дверь приоткрыта, и вкусные кухонные ароматы смешиваются с запахом жженых листьев. Павлуша решительно отодвигает от себя тарелку с манной кашей и тянется к чашке с какао, но тут же забывает о любимом напитке, увидев на столе божью коровку. На его лице появляется непередаваемое выражение удивления и восторга. Ему очень хочется поделиться своей радостью, но мама и папа заняты неинтересными взрослыми разговорами и почти не обращают на него внимания.
– Пойми, Ника, не могу я бросить дело ради сомнительного хобби, – горячился Алексей. – Дело, благодаря которому я содержу нашу семью!
– Но ты мог бы зарабатывать и литературой, – робко возражала жена.
– Ника, не сравнивай! Ты сама отлично понимаешь, что это совершенно разные суммы. Книги выходят нерегулярно, и вообще… Сильно сомневаюсь, что когда-нибудь смогу зарабатывать литературой столько, сколько зарабатываю машинами.
– Но разве деньги – это главное в жизни, Алеша? Я понимаю, сейчас такое время… Но мне всегда казалось, что для тебя важнее заниматься любимым делом… Своим призванием.