Ловушка горше смерти
Шрифт:
Лина была согласна.
В среду решено было уехать из расплавленного жарой города уже окончательно. Марк покинул дом рано, Лина поднялась вслед за ним, чтобы, пока не навалилось пекло, спуститься в магазин за продуктами в дорогу. Был восьмой день второго месяца лета. До родов Лины в конце августа оставалось не так уж и много времени, которое ей хотелось провести в покое — она могла позволить себе дней двадцать расслабиться у моря.
При выходе из лифта она столкнулась с генералом Супруном в мундире, в окружении свиты возбужденных. чем-то молодых людей. Как ни торопился к себе Петр
— Сегодня раненько видал вашего супруга — все спешит куда-то… Как он поживает? — проговорил генерал, на полшага отступив вместе с ней от лифта, давая своим орлам возможность в него погрузиться.
— Нормально, — обронила Лина и, не желая поддерживать разговор, отодвинулась от Супруна, как бы предлагая ему присоединиться к ожидающим в лифте спутникам.
— А вы, Линочка, все хорошеете, — не унимался генерал, сладко подмигивая и, словно ненароком, касаясь указательным пальцем ее круглого живота, — неплохо себя чувствуете, а?
Лина поняла, что еще секунда, и случится ужасное — она ударит этого отвратительного старика. «Что же это со мной творится? — мелькнуло в ней, когда, резко и неуклюже развернувшись, она торопливо выбежала из подъезда на показавшийся свинцово-синим солнечный свет. — Сейчас еще не хватало расплакаться…»
Глубоко задышав и преодолев судорогу тошноты, Лина достала из кармана хозяйственной сумки темные очки и пошла прочь от дома, стараясь держаться в тени. Она была в ситцевом сарафане, однако ее открытая спина и волосы, собранные в пучок под шляпкой из белой соломки, мгновенно взмокли. Воздух был неподвижен, густ, полон пыли и удушливых запахов; Лине нестерпимо захотелось вернуться домой, но, обернувшись и увидев стоящую у подъезда черную служебную «Волгу» генерала, она лишь ускорила шаг.
В продуктовом дышать стало как будто легче, но пришлось потолкаться в очереди, так что, когда Лина выбралась оттуда и отправилась купить еще и хлеба, а затем отыскать какие-нибудь фрукты, ее преследовало единственное желание: наконец-то оказаться дома, выпить кувшин холодного компота, сбросить липкую одежду, погрузиться в воду и лежать там до самого вечера…
Едва женщина, нагруженная покупками, переступила порог квартиры, как сразу же услышала настойчивую, трель телефона. Босиком она пробежала к письменному столу, схватила трубку и услышала голос Марка:
— Полиночка, где ты была? Я звоню уже почти час.
— В магазине, — раздраженно сказала Лина, чувствуя, как зудит все тело и внутри болезненно толкается ребенок, — ведь мы решили, что если у тебя нет времени заняться покупками, в эту преисподнюю следует отправиться мне…
— Прости, — перебил Марк, — я очень тороплюсь. Не нужно было никуда ходить, раз тебе не хотелось… Детка, я забыл дома записную книжку, она в одном из ящиков стола справа, отыщи ее, пожалуйста…
Лина, прижимая трубку к щеке, обогнула стол, опустилась в кресло и, неуклюже нагнувшись, на четверть выдвинула верхний ящик. «По-моему, во втором», — донеслось до нее. Рывком дернула нижний — и тотчас увидела небольшую записную книжицу в потертом кожаном переплете.
— Да, — сказала она в трубку.
— Найди по алфавиту фамилию Михельсон…
— Нашла…
— Инициалы А.Р.?
— Да.
— Мне нужен домашний и рабочий номер. Лина продиктовала и спросила:
— Это все?
— Спасибо, моя хорошая, — проговорил Марк, — ты меня очень выручила.
Вернусь домой через пару часов…
Лина положила трубку и откинулась в кресле. Полированная поверхность стола была кое-где поцарапана и уже покрыта тонким слоем серой тонкой пыли.
Женщина вздохнула и, изогнувшись боком, стала задвигать оба ящика — верхний и второй. Первый легко встал на место, однако тот, что был под ним, заклинило, и ей пришлось почти полностью вынуть последний, третий, чтобы второй наверняка вошел в свой паз.
Ящик поддался сразу, потому что был почти пуст, не считая газетного свертка. Лина вынула его, удивляясь тяжести, положила на стол и развернула.
Перед ней лежал пистолет — совершенно настоящий. Она коснулась его влажными пальцами: оружие было гладким, слегка маслянистым и холодным. Решив, что именно громоздкий сверток оказался причиной заминки с задвиганием, Лина опустила оружие в третий ящик, стоявший теперь на полу, и, скомкав ворох газетной бумаги, отправилась ее выбросить. Женщина все еще была в шляпе и на ходу сняла ее. Затем на кухне выпила два стакана желтоватой кипяченой воды, сразу снова взмокла и освободилась от одежды. Вернулась в комнату, чтобы привести в порядок стол, по пути накидывая легкий халат.
Ящик с пистолетом вернулся на место. Второй последовал за ним. В верхнем, все еще наполовину выдвинутом, лежали какие-то бумаги и стопка розоватых салфеток. Лина взяла одну, чтобы протереть поверхность стола. Пыли было куда больше, чем казалось поначалу, так что пришлось взять еще пару салфеток. Комкая их, Лина подумала, что вот, Марк когда-то не велел ей даже приближаться к этому столу, сам же не в состоянии даже пыль стереть… Зазвонил телефон — это была Манечка, у которой на работе все отправились за мороженым.
Поболтав с матерью о предстоящем отъезде, Лина пообещала сегодня же вечерком заглянуть к ней. Выслушивая длинный монолог о том, насколько неразумно они с Марком поступают и как неполезны дальние переезды беременной женщине, будущая мать рассеянно взяла из все еще выдвинутого ящика сложенный пополам плотный лист глянцевой бумаги и развернула его.
У нее задрожали пальцы и гулко заколотилось сердце.
— Лина? — словно с другой планеты услышала она голос Манечки.
— Да! — хрипло отозвалась та.
— Куда ты пропала, доченька? Ты меня хорошо слышишь?
— Конечно, — сказала Лина, превозмогая головокружение, — я все поняла, мама. Вечером поговорим.
Она опустила трубку на рычаг и отключила телефон. Затем осторожно взяла лист с письменного стола и опустила в ящик, ящик же вернула на место. Ей не нужно было читать этот документ — Лина с одного взгляда его узнала. Это было их с Марком «соглашение», где говорилось, на каких условиях она отдаст ему ребенка. Внизу стояла ее подпись и дата. Именно эту бумагу он торжественно уничтожил у нее на глазах, и именно этот его жест был фантастическим лицемерием!