Ловушка Пандоры 2

Кузнецов Стас

— Расслабься. Прими его в себя. — Голос знакомый, но из-за смущения Аня никак не могла опознать говорящего. — Ты еще не достигла просветления. Но именно твой свет смог вновь зажечь рай. Открой глаза.

Свет током бил по нервам даже сквозь закрытые веки. Как же больно будет впустить его в глаза. Больно и стыдно открыться ему.

— Я ослепну.

— Да. Чтобы увидеть, иногда нужно ослепнуть.

— Я боюсь.

— Боишься ослепнуть?

— Боюсь увидеть то, что увидело меня. Мне стыдно.

— Аня, у тебя нет времени думать о своем стыде. Ты слишком

серьезно к себе относишься! — строго сказал голос над ней. — Твой стыд лишь тень света. Тебе нужно стать светом, быть сильной и отбросить эту тень, чтобы спасти всех нас.

— А если не хочу спасать? Мне так хочется просто жить, — стыдливо призналась Аня, но от этого признания стало легче.

— А что значит просто жить?

— Значит жить…

— Жить всегда значит жертвовать. И ты это знаешь, солнышко.

Усилием воли Аня смогла переключить внимание от своих несовершенств в свете, на голос мамы. Её голос с её интонациями, с её певучестью, родной мамин голос.

— Мама? Я умерла? Где я?

— В раю.

— А рай есть на карте нашего города?

— Только на карте неба. Ты в самом сердце солнца, дорогая.

— А почему, если я в раю мне так плохо?

— Потому что это еще не конец твоего пути. Твой путь только начинается. Ты ключ к спасению — ты особенная.

— Хочу быть как все.

— А все мечтают быть особенными.

— Мама, я сплю?

— Нет, ты проснулась. Расслабься, Аня. Открой глаза.

Мамино присутствие успокаивало. Придавало сил. Аня перестала бороться со светом и задышала носом: «вдох-выдох», так их учили дышать в меде, в случае непредвиденных панических атак. Медленно стала разжимать, стиснутые в крепкие кулаки, пальцы. Попыталась приоткрыть глаза и вновь судорожно зажмурилась.

— Мама, я не могу, оно меня слепит, — слезы потекли из-под закрытых век, и опять захлестнула удушающая волна стыда.

— Бедная моя девочка, мы верим в тебя, — ласково вздохнула мама. — Как жаль, что у нас совсем нет времени. Ты сможешь… Он уже здесь. Тебе нужно открыть глаза и найти его. Собери волю. Ты не представляешь, какая в тебе сконцентрирована сила.

— Кто он? Кого мне нужно найти?

— Того, кого ты привела следом. Тебе нужно найти и уничтожить его.

— Я не понимаю, мама. Кого мне нужно уничтожать? Я не умею уничтожать.

— Того, кого не должно было существовать — нефилима. Ты орудие света, ты наш последний шанс. Ты была создана для этой битвы.

Из памяти всплыли библейские образы исполинов.

— Дитя падшего ангела?

— И женщины, что он пожрал.

— Значит, мы с ним похожи… — на выдохе прорвалась закостенелая боль.

Свет поежился и отполз, освободив для Ани немного личного пространства, что дало возможность перевести дух.

— Нет, Аня! — горячо возразила мама. — Нет, вы не похожи с этим мальчишкой! Ты несешь свет. Ты должна была жить, а я должна была умереть, чтобы твой свет пробудился. Илья же несет в себе хаос и пустоту этому миру.

— Илья? — имя отозвалось нежностью. — Нет, мама. Илья не может быть здесь. Я спасла его.

От осознания,

что она спасла Илью, свет вернулся. Но уже не жалил с такой яростью, а наоборот — согревал.

И сердце пропустило удар от воспоминаний о нём.

— Он здесь и твой долг… — мама оборвала себя, в голосе нарастала тревога. — Момент истекает. Я ухожу. Открой глаза, Аня!

Как же Илья может быть здесь, если он жив и быть здесь не может? Нет, так она ничего не поймет.

Аня, превозмогая себя, расслабилась и на выдохе подняла веки.

Свет полыхнул болью. Она ослепла! И ослепнув, прозрела. В ней развернулся рай. От чего все внутри замерло, а затем ухнуло, как при спуске с американских горок.

Вокруг и в ней горело солнце. Рай ощущался в каждом дереве, в каждой травинке, что мрели вокруг искрящейся золотой пылью, переливаясь алмазной крошкой.

В шаге от Ани, сотканный из золотой пыли силуэт мамы. Родные черты в ореоле света. Мама улыбнулась. Коснулась светом Аниной щеки.

Стало легко и радостно. Аня улыбнулась в ответ всем существом откликнувшись на тепло и нежность. И ощутила в себе опору.

— Мама, не уходи.

— Верю в тебя. Ты все преодолеешь, доча. Я рядом. Он в долине ангелов, спеши.

Образ мамы дрогнул. Качнулся перед Аниным лицом в прощальном жесте. Свернулся в маленький золотой комочек и, взвившись вверх, встроился в окружающую золотую пыль, став неотделимой частью рая.

Аня сквозь слезы, замирая от благости и щемящего восторга, чувствовала рай. И ей тоже хотелось обратиться в золотую крупицу и стать частью этого прекрасного места. Но Илья был здесь, а это значило, что её путь еще не закончен. Это значило, что она должна идти туда, не зная куда — в долину ангелов.

***

«Я» — это не «Я»!

(Отрекается от себя).

Всего только сосуд.

Сосуд пустоты пуст.

Меня нет, но «Я» есть.

Что ты есть такое?

Человек, который нёс пустоту.

Свет. Свет жег, бил, кололся, слепил. Свет причинял боль. Илья не противился. Наоборот, раскрыл глаза как можно шире и жадно вглядывался в свет. По щекам текли слезы, но на губах застыла блаженная улыбка.

Время растянулось в приятных муках. Он проживал свою жизнь снова и снова. На этот раз все происходило одновременно — прошлое и будущее в едином настоящем. И он был способен чувствовать — он сопереживал, боялся, любил, ненавидел, но ничего не мог изменить.

Через боль, через страх, через отчаяние, через ненависть к себе, через любовь к близким — он ощущал всю полноту жизни. От боли всю суть выворачивало наизнанку, он крутился, как червяк в свете радиоактивных лучей. Это было, как раскаленным железом до мяса, как выдирание ногтей, как оргазм. Он кричал, стонал, плакал, смеялся. Он не хотел кончаться и вместе с тем хотел кончиться.

Илью тряхнуло, и он вырвался из себя. Отвлекся на внешнее. Его куда-то тащили, ухватив за голеностоп. Израненное о камни тело жгло, саднило. Физическая боль отвлекла от душевной.