Ложь «Родноверов»
Шрифт:
Как бы там ни было, сегодня совершенно нам понятно отношение к женщинам у древних славян. Они наложницы и потенциальные жертвы. Объекты для проведения мерзостных обрядов. И если жизнь жертвы прекращалась мгновенно по решению волхва-кудесника, то жизнь наложницы – после смерти ее господина.
Возвращаемся к роду. Сегодняшние «родноверы» утверждают, что имеется в виду весь наш древний род, со всеми его прославленными людьми. Правда назвать именно прославленных смогут не более десятка. А во главе этого самого рода, конечно, стоит Святослав. Это отдельная тема и мы ее обсудим позже.
Но на деле выясняется, что Род – это отдельное божество
А все потому, что в эпоху соперничества с христианством, при сначала Святославе, а позже и Владимире языческие волхвы создали новый пантеон, главой которого стал не Род, а воинственный Перун. Этот пантеон уже с 980 года в целом отражал две новых интересных тенденции: во-первых, здесь была создана антитеза христианскому пантеону, а, во-вторых, волхвы постарались воскресить как можно больше архаичных местных божеств.
Как бы там не было, именно под влиянием христианства изменялись языческие культы. Можно даже сказать – подстраивались. Волхвам не хотелось терять власть. Вот они и «крутили лотерейный барабан», в котором вместо лотерей были идолы всевозможных божков. Доставали поочередно тот, который был им нужен на данный момент.
Как пришли для них не простые времена, по причине ухода от них бывших внемлющих им, стал пропадать авторитет у кудесников, так и «взошел» на самую «высокую полку» пантеона Перун. Оно и понятно. Ведь он воинственный. Он и покарать может «отступников». И на христиан напасть. «Бояться нужно».
ЧЕРНАЯ МОГИЛА
Теперь еще раз о нетерпимости. По данным историков, славяне часто оставляли у себя военнопленных – бывших врагов, захваченных ими в плен. Те перенимали их культуру и женились на местных женщинах. Нижеприведенная подглава из той же книги академика Рыбакова под названием «Княжеская погребальная обрядность» и еще ряд источников примечательны по нескольким причинам.
Во-первых, для нас важно знать, что основана она на найденных записях арабского путешественника (я об этом упоминал) к которому наши предки не испытывали никакой неприязни. Во-вторых, приводится точно установленный пример убийства наложницы. А помог в этом ученым и, непосредственно, текст, оставленный нам арабом, и очень любопытная находка советских археологов под названием Черная могила.
«Черную Могилу следует рассмотреть внимательно как наилучший образец русского княжеского кургана, датированного византийскими монетами императора Константина Багрянородного (945-959 гг.) и тем самым синхронного знаменитому описанию Руси, сделанному этим цесарем. Сопоставление отчетности Самоквасова с архивными данными и музейными коллекциями позволяет полнее и точнее представить конструкцию кургана и последовательность обряда. (Рыбаков Б. А. Древности Чернигова, с. 24-51).
Рассмотрение кургана следует вести параллельно с использованием детального рассказа Ибн-Фадлана, бывшего очевидцем погребения знатного руса на Волге близ Булгара в 922 г. (Текст Ибн-Фадлана дается по наиболее совершенному переводу А. П. Ковалевского 1956 г.: Ковалевский А. П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921 – 922 гг. Харьков, 1956. Ссылки на страницы далее даются в тексте).
Оказавшись в Булгаре на Волге в качестве посла халифа Ал-Муктадира, Ахмед ибн-Фадлан заинтересовался русским обрядом трупосожжения.
«Мне все время, – пишет Ибн-Фадлан, – очень хотелось познакомиться с этим, пока не дошла до меня весть о смерти одного выдающегося мужа из их числа». Погребальный обряд (не считая насыпки кургана) длился десять дней. Умершего поместили в какую-то могилу с крышей. Затем разделили его имущество на три части: одна треть – женам и дочерям, треть на погребальный реквизит и треть – на поминки (на хмельной «медовый набиз»). Все дальнейшее как бы воспроизводило архаичный свадебный обряд. Из числа «девушек умершего» (но не из рабынь) одна добровольно соглашается быть его женой в потустороннем мире и обрекает себя на смерть и последующее сожжение.
Все десять дней подготовки к кремации, пока шили одежду для умершего, остальные люди пили и развлекались с женщинами. «А та девушка, которая сожжет сама себя с ним, в эти десять дней пьет и веселится, украшает свою голову и саму себя разного рода украшениями и платьями и, так нарядившись, отдается людям».
Арабский путешественник подчеркивает обязательность обряда сожжения девушки и вместе с тем добровольность согласия одной из девушек, которая «каждый день пила и пела, веселясь, радуясь будущему». Это подводит нас к широким представлениям о загробном мире, так как обреченную девушку радовало, разумеется, не ближайшее будущее – убийство и сожжение – а вечное счастливое пребывание в потустороннем мире.
Во время погребальной церемонии девушка «видела» население этого мира: перед самым финалом, в лучах заходящего (в подземный мир) солнца девушку подводили к каким-то заранее изготовленным воротам, сооруженным около будущего костра, её трижды поднимали над воротами и она заглядывала вниз, во внутреннее пространство, центром которого был подготовленный к сожжению покойник. Девушка что-то произносила при этом и приносила в жертву курицу.
«…Я спросил переводчика о её действиях, а он сказал: «Она сказала в первый раз, когда её подняли: «Вот вижу своего отца и свою мать». И сказала во второй раз: «Вот все мои умершие родственники, сидящие». И сказала в третий раз: «Вот я вижу своего господина, сидящим в саду, а сад красив, зелен. И с ним мужи и отроки и вот он зовет меня. Так ведите же меня к нему!».
Последующая беседа Ибн-Фадлана с одним из русов дает некоторые дополнения к представлению о загробном мире. Рус сказал переводчику:
«Вы, арабы, глупы … Действительно, вы берете самого любимого вами из людей … и оставляете его в прахе. И едят его насекомые и черви. А мы сжигаем его во мгновенье ока, так, что он немедленно и тотчас входит в рай».
Судя по этим записям, у славян еще до принятия христианства существовало представление о рае, о «красивом зеленом саде», в который обязательно попадают умершие. В отличие от христианства, считавшего, что небесный рай нужно заслужить земными добрыми делами («смирением … правдою … чистотою … трудом … постом…»). (Гальковский Я. М. Борьба христианства с остатками язычества в древней Руси. Харьков, 1916, т. II, с. 14) славянский языческий рай был доступен и «самому уважаемому человеку» (похороны которого наблюдал Ибн-Фадлан) и его девушке и всей родне этой девушки».