Ложь во имя любви
Шрифт:
– Пожалуй, неплохо было бы проверить, как ты научилась послушанию. – Не давая ей ответить, он впился в ее губы поцелуем. – Вдруг и меня, как беднягу Трюдо, сделает безумным луна? Да будет тебе известно, я только что искупался и обсыхал у костра, когда Полус явился и сообщил, чем ты занимаешься. Первым моим побуждением было не вмешиваться.
Его руки переместились ей на плечи.
– Почему же ты вмешался?
– Потому что у тебя проклятая привычка попадать в переплет и навлекать на себя беду. Я знаю Трюдо дольше, чем любой другой здесь. Чего ты тут искала в его
Призвав на помощь всю свою отвагу, она искренне ответила:
– Тебя.
За этим коротким бесстыдным ответом последовала тишина: он преодолевал изумление. Переведя дух, он тихо промолвил:
– В таком случае безумцы мы оба. Или…
– Почему между нами всегда должно стоять это «или»? – Она высвободилась и принялась, не стесняясь лунного света, расстегивать пуговицы на платье. Несмотря на всю ее смелость и решимость, у нее отчаянно дрожали пальцы.
Если он теперь ее отвергнет…
За то мгновение, что длилось его оцепенение, она успела вспомнить и его безразличие, и былое презрение. Но он, придя в себя, стал помогать ей раздеваться, бросив свою рубаху на траву. Потом он надолго прижал ее к себе, нагую и дрожащую, после чего подхватил на руки и, осыпая поцелуями ее горло и грудь, уложил на ложе их любви.
Глава 50
Мариса снова натянула мужскую одежду, чем вызвала хитрую усмешку у Жана Трюдо, трусившего с ней рядом.
Доминик скакал под палящими лучами солнца в Натчиточес. Там находился его сын. Мариса еще не приучилась думать о мальчугане, которого она мельком видела один-единственный раз, как о своем сыне. Она пыталась вообще выбросить Кристиана из головы, особенно когда ее путешествие с доньей Инес в «Конграсиа» так плачевно закончилось. Кристиану лучше было не знать о том, какая кровь течет в жилах у его матери и соответственно у него самого.
Тогда зачем Доминик позаботился, чтобы мальчика вместе с няней доставили в Натчиточес под охраной самого генерала Уилкинсона? «Там, у моих друзей, он будет в безопасности, – нехотя объяснил он. – Если со мной что-то случится, ты будешь знать, где его искать».
Боясь разрушить установившуюся между ними хрупкую близость, Мариса не стала требовать дальнейших пояснений. Сейчас, устало покачиваясь в седле, она не переставала размышлять над происшедшим.
Кто угрожал Кристиану в Нэтчезе? Маррелл? И какая роль отводится загадочному генералу? Уж не приходится ли он Доминику родным отцом? Об этом она тоже опасалась его спрашивать. Не теряя времени на разговоры, они предавались любви, не требуя друг у друга ни заверений, ни обещаний. Прошедшая ночь убедила ее в одном: она желанна ему. Его руки и губы безудержно ласкали ее тело, проявляя порой поразительное терпение…
Прежде чем над ней надругаться, Джонас избил Марису. На другое у него не хватило времени: на борт неслышно вскарабкался Маррелл со своими головорезами, и Джонасу пришел конец. Сначала Маррелл усыплял ее сладкими речами, выдавая себя за спасителя, но вскоре она поняла, что ее перепродадут. Методичное и бесстыдное изучение ее тела в специальной комнате мужчинами, торговавшимися за нее, как за кобылу, оказалось гаже и унизительнее даже насилия, которому походя подверг ее Маррелл несколькими часами раньше – просто для того, чтобы она поняла, чего от нее хотят, как он сам со смехом объяснил…
Всего этого она не могла поведать Доминику и не знала, как далеко простираются его догадки. Он не пытался вытянуть из нее подробности, зато проявил настойчивость в другом: кладя конец ее бурному сопротивлению, он принялся целовать ее в самых сокровенных уголках и заставил забыть обо всем, кроме желания, погнавшего ее этой лунной ночью в чащу. Ее чувства оказались куда восприимчивее рассудка, которому было мучительно сознавать, что она напрасно потратила столько лет на бегство от него и лютую к нему ненависть. Все завершилось подчинением ее упрямой воли мужчине, который был у нее первым и с которым ее неумолимо сталкивала судьба. Ее ненависть не была бы такой испепеляющей, не будь она замешана на любви. Дороги, как будто разводившие их в разные стороны, на самом деле раз за разом толкали их друг к другу.
Ночью, полусонная, она обняла Доминика за шею, позволяя ему отнести ее в лагерь и положить на холодные одеяла.
– Мне пора. Я нагоню вас через две недели, а может, и раньше.
– Ты же не сомкнул глаз!..
– Это не первая в моей жизни бессонная ночь. В этот раз я не жалею, что не выспался. Веди себя хорошо и жди моего возвращения, menina.
Нехотя разомкнув объятия, она проводила его томным взором, не стыдясь своего голода по его телу.
…Голос Трюдо вернул ее к действительности.
– Все обошлось хорошо? У вас сонный вид. Того и гляди, свалитесь с лошади. Почему бы вам не ехать в фургоне?
– Я способна удержаться в седле, даже если усну! – небрежно ответила ему Мариса.
Он добродушно покачал головой:
– Понимаю: l’amour! Что ж, спите… Я за вами послежу.
Она была рада видеть его прежним – циничным и ничему не удивляющимся. Беседа при лунном свете до появления Доминика сдружила их. Бедняга Трюдо, одержимый бесами!
Потом, забыв о Трюдо, она стала вспоминать ночь, изумляясь поселившемуся в душе чувству умиротворения. Она уже не сражалась со своей судьбой, забросившей ее в эту глушь и отдавшей на милость того, кого она прежде так ненавидела и от кого бежала без оглядки. В своих теперешних чувствах она еще не до конца разобралась. До поры до времени она старалась закрыть глаза на многое. Срок для этого наступит позже, когда пройдет любовная лихорадка. Вот вернется Доминик…
Он не возвращался целых три недели. Под конец отряд лишился терпения; двое вообще сбежали.
– Наверняка решили поохотиться за индейскими женщинами. За это полагается казнь через вырезание сердца, – предрек Трюдо.
Последняя стоянка была разбита неподалеку от границы. Головорезы из отряда коротали время в охоте и взаимных препирательствах. Даже Трюдо разворчался:
– Сколько нам еще бездельничать? Мы собирались ловить в Новой Испании диких лошадей, а не торчать в этих болотах, шлепая комаров и дразня индейцев!