Ложь во имя любви
Шрифт:
– Лейдсы и Манвеллы – это всего лишь полусвет, Мариса! Я знаю, у тебя много общего с эмигрантами, однако ты не сможешь вечно вращаться только в их кругах. Ослепить джентльменов – только половина дела. Сколько дам нанесли тебе визит?
Обе забыли про Филипа, который напомнил о себе деликатным покашливанием.
– Опомнитесь, Мариса! Я совершенно уверен, что дядя искренне желает с вами познакомиться. Другое дело, если вам страшно…
Он выбрал удачное словцо: Мариса тут же вздернула подбородок.
– О каком еще страхе речь? Чего мне бояться? Он не причинит мне вреда. Не станет же он винить меня за то, что…
Почему воспоминания о Доминике до сих пор вызывают у нее невыносимые мучения? Брак казался ей теперь давним неприятным сном,
Эдме и Филип встретили ее согласие вздохом облегчения. Мариса не стала противодействовать их планам покинуть Лондон на следующей неделе, а тетушка еще снисходительнее, чем прежде, относилась теперь к новым знакомствам Марисы и предоставляла ей больше свободы, а также немалые суммы денег, не требуя отчета. Это было как нельзя кстати: за последнее время Мариса успела пристраститься к азартным играм.
Она испытывала восторг, доверяя все, что имела, картам или колесу рулетки. Как выяснилось, еще более захватывающей оказалась интрига. Ведь именно в игорных домах она встречалась с французами-роялистами, о которых надеялась со временем узнать больше. Игорные заведения представляли собой частные владения, в которых снимались комнаты не только для игр, но также для бесед с глазу на глаз и интимных встреч. Мариса усмехалась про себя, представляя изумление тетки, узнай та, сколько светских людей посещают такие места! Ее спутником часто бывал Филип: он утверждал, что делает это ради собственного удовольствия, и она не задавала ему лишних вопросов, чувствуя себя в его обществе более уверенно. Зачастую, видя, что она проигрывает, Филип делал ставки за нее, но никогда не предъявлял к ней требований, не считая легких нежных поцелуев. Филип нравился ей и вызывал у нее все больше доверия. Он дал ей слово, что после возвращения в Лондон отведет ее в самый изысканный и потайной из всех клубов – «Дамнейшн», в котором заправляла француженка из родовой аристократии и куда наведывался сам граф д’Артуа.
Восстановив отношения с Филипом и подняв настроение тетушке, Мариса могла относительно спокойно готовиться к предстоящей поездке в Корнуолл, к герцогу Ройсу.
Глава 21
Владения графа де Ландри в Сомерсете лежали на пути в Корнуолл, поэтому часть путешествия Мариса и Филип проделали вместе с Эдме и даже переночевали в Грейторпе. Мариса нашла графа милым подслеповатым старичком, довольно проворным и деятельным для своих преклонных лет.
Он был рад знакомству с «племянницей» и подвел ее к окну, чтобы получше разглядеть, после чего объявил, что она представляет собой почти полную копию его ненаглядной Эдме.
– Вы позволите мне относиться к вам как к дочери? – спросил он после ужина. – Мне всегда хотелось иметь дочь, вот только решение жениться я принял чересчур поздно. Слишком много времени колесил по Европе и воевал. В свое время и в Индии бывал, когда мы только-только начали там обосновываться…
Эдме учтиво улыбалась и прятала за веером зевоту. Однако Мариса завороженно слушала сбивчивые рассказы графа. Она нашла в нем сходство со своим отцом и пионерами новых земель, которые строили на них Испанскую империю. Услышав об этом, старик закивал, польщенный сравнением.
– Вы сравниваете меня с конкистадорами? Дитя мое, хотел бы я, чтобы вы не ошиблись! Мне следовало родиться на один-два века раньше – вот когда, смею вас уверить, я бы прославил свое имя! Мой предок служил у Дрейка и Хокинса. Немало они потопили галионов с сокровищами, которые ваши предки пытались доставить в Испанию!
Оба засмеялись. Эдме поморщилась, Филип благоразумно уставился в свой бокал.
На следующий день Мариса с сожалением покидала Грейторп, ибо прониклась симпатией к своему новому дядюшке. Трогательный старик не поленился встать ни свет ни заря, чтобы проводить ее и сунуть в ее холодные руки туго набитый кошелек, объяснив хриплым шепотом, что это – небольшое возмещение за украденное его предками у ее предков. Напоследок он предложил ей считать Грейторп своим домом. Свирепо глянув на свою сонную и беспрерывно зевающую супругу, он добавил, что Мариса не должна оставаться там, где ей не хочется. Не только Грейторп, но и его лондонский особняк теперь находится в полном ее распоряжении, где ее всегда будут ждать помощь и участие. Закончив свою непривычно длинную тираду, он помахал Марисе рукой и вернулся в дом, оставив Эдме в явном недоумении.
Мариса чувствовала, что сейчас расплачется, и с трудом сдерживала слезы, боясь проявить слабость перед Филипом. Она уже научилась излучать холодность и безразличие. Она твердо решила, что никому не позволит больше ее запугивать, даже корнуоллскому дядюшке, перед которым Филип заранее трепетал и который волей случая оказался ее свекром.
Чем дальше они ехали, тем больше замыкался в себе Филип и тем больше Мариса жалела, что покинула Грейторп. Она всегда питала слабость к сельской жизни, и английский ландшафт, такой ухоженный и зеленый по сравнению с выжженной солнцем Испанией, действовал на нее благотворно.
Однако по мере приближения к Корнуоллу она поняла, что там ее ждет совсем другая, незнакомая Англия. Даже местные жители выглядели по-другому: темноволосые, темноглазые, со странным акцентом. Теперь она была склонна поверить графу де Ландри, сказавшему как будто в шутку, с вызовом глянув на жену, что обитатели Корнуолла перемешались с испанцами, которых выбрасывало на берег после потопления испанской Великой армады. «И не только с испанцами, но и с французами. Корнуоллцы всегда были контрабандистами», – добавил он с подкупающей откровенностью.
Эдме знай себе обмахивалась веером, пряча смущение; Мариса подумала, как замечательно было бы повстречаться с этим человеком в годы его молодости. В те времена он был, по его собственному признанию, скитальцем, любителем приключений, не торопившимся переходить к оседлой жизни. Итак, на ее счету уже была одна встреча со стариком, не оправдавшим ее тревожных ожиданий. Оставалось надеяться, что герцог Ройс окажется под стать графу де Ландри.
Марису сопровождала в пути горничная, норовистая особа средних лет по фамилии Симмонс. Филип путешествовал со своим лакеем. Когда их заставала в пути ночь и возникала необходимость остановиться на ночлег, все приличия соблюдались строжайшим образом. Филип так заботился об этом, что снимал для Марисы не только отдельную спальню, но и гостиную, так что перед возобновлением пути у них почти не бывало возможности обмолвиться словечком.
Их окружала все более суровая местность: зеленые долины сменились унылыми голыми холмами. Чем ближе они подъезжали к Клифф-Парку, тем отчетливее Мариса чувствовала запах моря, бьющегося о подножие высокой скалы, от которой и пошло, должно быть, название герцогского поместья. [19]
Они подъехали к огромному каменному особняку уже затемно, отчего настроение Марисы еще больше упало. К дому вела широкая, обрамленная тенистыми деревьями аллея, протянувшаяся, казалось, не на одну милю. Повсюду клубился туман, в котором стук конских копыт разносился гулким, зловещим эхом. Даже когда они выехали на луг, туман хищно потянулся за ними и туда, к причудливому строению, походившему на замок в миниатюре.
19
Cliff (англ.) – скала.