Ложь во спасение любви
Шрифт:
Но граф явно не подходил под эти описания. Ей навстречу шел очень красивый, высокий и стройный мужчина, одетый по последней моде.
Как предположила Кармела, судя по его выправке, он предпочел бы облачиться в военную форму.
Она не успела определить, почему именно так она подумала. По мере того, как граф приближался, она заметила, что он смотрит на нее проницательным и оценивающим взглядом. Тут же Кармела заподозрила, что, в конечном счете, этот человек действительно может оказаться, как они и ожидали с Фелисити, «великаном-людоедом» из страшной сказки.
— Счастлив встретиться с вами, кузина Фелисити, — произнес граф, поравнявшись с ней, и Кармела, присев в реверансе, протянула руку.
Когда граф взял руку и она ощутила силу его пальцев, ее пронзила неприятная мысль о плене, из которого будет нелегко бежать.
— Надеюсь, поездка не сильно утомила вас? — поинтересовался он.
— Все хорошо, спасибо, — ответила Кармела. — У вас быстрые лошади, и мы не задерживались в пути.
— Проходите и присаживайтесь, — предложил граф, — хотите что-нибудь освежающее?
— Нет, спасибо.
— Завтрак будет скоро готов. Уверен, вы не отказались бы осмотреть места, которые не видели столько лет.
— Да, несомненно, — согласилась Кармела.
Девушка смущалась и старалась не смотреть на графа.
Но она постоянно чувствовала на себе его взгляд, который, казалось, не просто внимательно изучает ее, но и проникает глубоко внутрь, как будто он уже подозревает, что она не та, за кого себя выдает.
Но Кармела постаралась не думать об этом.
Она походила на Фелисити, она была одета как Фелисити, и поскольку никто из Гэйлов не видел ее подругу на протяжении многих лет, почему вдруг один из них стал бы сразу подозревать ее в обмане?
— Вижу, вы все еще в трауре по вашей бабушке, хотя прошла уже половина срока, — заметил граф. — Меня не было в Англии, когда она умерла, я лишь месяц назад узнал, что вы остались одна.
Кармела промолчала. Она просто склонила голову, отметив про себя, что граф одновременно узнал и о наследстве, завещанном Фелисити.
Но он, казалось, ожидал ее ответ, и после некоторой паузы она заговорила тихим голосом:
— Я была во Франции… Гостила у друзей бабушки.
— Во Франции? — удивился граф. — Я знал о вашем отсутствии, но не предполагал, что вы за границей.
— Бабушка отчасти француженка и она всегда стремилась привить мне любовь к Франции, храня светлые воспоминания о ней, довоенной.
— И что вы думаете о стране теперь? — поинтересовался граф.
— Я полюбила эту страну и ее людей, — уклончиво отвечала Кармела.
— Они очень страдали во времена Наполеона, — заметил он. — Мы можем только надеяться, что они смогут восстановить себя как нацию и внесут свою лепту в вооружение Европы.
Он говорил так, будто это имело значение для него лично. Наконец взглянув на него, Кармела хотела было поговорить с ним о Франции, но решила не рисковать и не касаться столь опасной для себя темы, поскольку сама знала слишком мало о стране. Вместо этого она сказала:
— Я всегда знала о величественности и великолепии этого дома, но он превзошел все мои ожидания.
Граф улыбнулся.
— Подобные чувства испытал и я, когда вернулся из Европы, чтобы занять место главы семейства.
Он поколебался, потом добавил:
— Вы понимаете, Фелисити, отныне я — ваш опекун, и как опекун имею планы относительно вашего будущего, которые мы обсудим сегодня чуть позже. А теперь я полагаю, вы хотели бы переодеться к завтраку.
— Да, конечно, — сказала Кармела, стремительно поднимаясь на ноги.
Граф вышел из комнаты вместе с ней и немного проводил ее. У лестницы он, взглянув на гостью, произнес:
— Наверху вас ждет миссис Хантли, домоправительница, по ее словам, она помнит, как вы родились. Она покажет вашу комнату. Думаю, она сумеет позаботиться, чтобы вам было удобно.
— Благодарю вас.
Поднимаясь по лестнице, Кармела чувствовала, что с облегчением оставляет графа.
Встреча с миссис Хантли несколько утешила Кар мелу.
Было приятно слушать ее экспансивные рассказы о том, какой очаровательной маленькой девочкой была она, то есть Фелисити, и как все тосковали по ее бабушке.
— В доме никогда больше не появлялось никого, хоть немного напоминавшего ее светлость, — ни на минуту не умолкала миссис Хантли, помогая Кармеле высвободиться из дорожного костюма. — Когда здесь, в Гэйлстоне, устраивали балы, она выглядела… ну совсем как королева. Такие вот дела, тогда я была еще молода, и сам дом казался мне настоящим королевским дворцом.
— Да, он и сейчас такой! — улыбнулась Кармела.
— Право, мы сильно надеемся, его светлость не забудет об увеселениях, и балы опять будут проводиться здесь, как в старые добрые времена, — призналась миссис Хантли.
И она продолжала рассказывать, как тоскливо стало в доме, когда пришло известие о гибели молодого виконта во Франции, и как граф, отец барышни, так никогда и не оправился от удара.
— Его светлость не смог вынести трагическую весть, это так! — заметила миссис Хантли. — Я, бывало, жалела, что вы не возвратились сюда ободрить его. Как-никак, ваша светлость, вы ведь родная ему, плоть и кровь, если уж так говорить.
— Думаю, никому и в голову не приходило, будто я вернусь когда-либо сюда! — отрезала Кармела.
Она почувствовала, что миссис Хантли словно упрекает ее за невнимание к отцу. Но домоправительница заключила:
— Вся эта борьба внутри семейства — плохое дело, ваша светлость, и спорить тут не о чем! И так нехорошо, когда народы между собой воюют, но когда мать — против сына, и семья разбита, совсем уж не правильно, и никто не сможет доказать мне обратное!
— Я совершенно согласна с вами, — призналась Кармела.
— Вот и ладно, теперь вы вернулись назад, ваша светлость, и хотя ваш отец не с нами, господь да упокоит его душу, не сомневаюсь, вы поможете его светлости, новому графу, как никто другой не сможет ему помочь.