Ложная тревога
Шрифт:
Еще минуту Рибера разглядывал корабли. Один наполовину опрокинулся и спрятался за другим. Пристальный взгляд антрополога задержался на ближайшем. На носу судна было что-то написано. Буквы, почти стертые льдом и волнами, на пластиковой обшивке…
– Боже… – прошептал Рибера.
S-HEN-K-V… WOE-D…
Не было нужды осматривать второе судно, чтобы знать, что оно когда-то называлось «Нация».
Рибера с мрачным видом сунул бинокль Жуаресу.
Тайна была разгадана. Теперь он знал, что за сила пригнала сюда туземцев.
– Если зуландцы узнают… – Рибера не договорил.
– Это точно, – отозвался Дельгадо. Он тоже все понял и впервые казался несколько подавленным. – Ладно, возвращаемся. Эта земля не годится, чтобы… вообще никуда не годится.
Все шестеро, как один, развернулись и направились в обратный путь. Хотя корабельным офицерам так и не представилась возможность воспользоваться биноклем, они вряд ли поняли значение этого открытия – равно как и астрологи. Лишь трое – Жуарес, Рибера и Дельгадо – знали теперь тайну туземцев. Если новости разлетятся слишком быстро, ничем хорошим это не кончится. В этом Рибера был уверен.
Теперь ветер дул им в спину, но это не помогало двигаться быстрее. Потребовалось около четверти часа, чтобы достичь гребня холма, за которым скрывалась деревня и залив с красной водой.
Первым, что Рибера заметил внизу, были взрослые туземцы, сбившиеся плотной группой. Примерно в десяти футах от них стояли ученые и члены команды. Один из судамериканцев стоял между этими двумя группами. Рибера прищурился и узнал Энрике Кардону. Эколог яростно и сердито размахивал руками.
– О нет!
Рибера бросился вниз по склону холма, следом за ним помчались и остальные. Сейчас он бежал куда быстрее, чем астрологи час назад… и почти вдвое быстрее, чем любой нормальный человек счел бы разумным. Крошечные лавины, которые он вызывал каждым шагом, пытались угнаться за ним, но безнадежно отставали. При этом Рибера чувствовал, как его сознание педантично, отстраненно анализирует сцену, которая разворачивается внизу.
Кардона орал, словно хотел убедить туземцев исключительно силой своих легких. Позади стояли экологи и биологи, им явно не терпелось осмотреть деревню и лодку. Перед Кардоной возвышался рослый, иссохшийся туземец, которому, должно быть, было лет сорок. Даже издали было видно, что он едва сдерживает гнев. Его куртка… Рибера никогда в жизни не видел более непрактичного одеяния. Можно было поклясться: это грубая имитация двубортного пиджака, сшитого из тюленьих шкур.
– Черт побери, – надрывался Кардона, – почему мы не можем осмотреть вашу лодку?
Рибера сделал еще одно, последнее усилие и закричал экологу, чтобы тот прекратил провокацию. Слишком поздно. В ту секунду, когда антрополог появился на сцене, туземец в странной куртке выпрямился в полный рост, указал на судамериканцев и завизжал – Рибера привык думать на испанском, почти увидел, как записывает латиницей эту абракадабру:
– In di nam niutrini stals mos yusterf…
Полуподнятые гарпуны взметнулись… и Кардона осел на землю, пронзенный тремя из них. Упало еще несколько человек. Туземцы выхватывали ножи и бросались вперед, пользуясь смятением, которые посеяли гарпуны. Прямо над ухом Риберы раздалось оглушительное «Бум-м-м!» – это Дельгадо выстрелил в вождя из своего пистолета. Моряки, оправившись от первого потрясения, тоже открыли огонь. Рибера выхватил пистолет, который держал в боковом кармане, и выстрелил в самую гущу толпы дикарей. Однако пистолеты были однозарядными, и перезаряжать их не было времени. Ученым и команде оставалось только пустить в ход ножи.
В следующие несколько секунд воцарился хаос. Ножи взлетали и опускались, мерцая багровым, точно вода в бухте. Антрополог спотыкался о корчащиеся тела. Воздух гудел от хриплых криков и натужного кряхтения дерущихся.
Вскоре оказалось, что противники разбились на равные группы, которые яростно уничтожают друг друга. Какая-то часть сознания Риберы, которая по-прежнему оставалась спокойной, позволила ему заметить лодку, в которой возвращались астрологи. И моряков, которые целились из мушкетов и лишь ожидали момента, когда окажутся достаточно близко к дикарям.
Потом какой-то вихрь подхватил его и бросил в самую гущу схватки. Надо отступать. Еще несколько минут – и из десяти человек, высадившихся на берег, в живых останется в лучшем случае один. Рибера окрикнул Дельгадо; каким-то чудом капитан услышал его и согласился. Отступление было единственным разумным шагом. Судамериканцы врассыпную бросились к лодке, туземцы следовали за ними по пятам. С воды донеслись звуки, похожие на громкий сухой треск. Беглецам удалось оторваться от преследователей, и моряки в шлюпках не преминули этим воспользоваться.
В конце концов, уцелевшие достигли лодки и начали сталкивать ее на воду. Несколько человек, в том числе и Рибера, повернулись навстречу туземцам. Выстрелы мушкетов заставили большинство дикарей отступить, но некоторые еще бежали к берегу, размахивая ножами. Рибера пригнулся и поднял небольшой камушек. Кое-какие навыки, приобретенные в нежном возрасте, остаются на всю жизнь; он замахнулся, со всей силы метнул камушек, и тот полетел почти по прямой. Послышалось смачное «шмяк», и один из туземцев упал мертвым: Рибера попал ему точно в переносицу. Человек упал лицом вперед и больше не шевелился.
Рибера развернулся и побежал по мелководью следом за лодкой, а вместе с ним и остальная часть арьергарда. Чьи-то нетерпеливые руки протянулись из лодки, чтобы втащить антрополога на борт. Еще пара футов – и он в безопасности.
Сильный удар толкнул его вперед. Рибера упал… и с немым ужасом увидел темно-красное острие гарпуна, которое высунулось из его парки чуть ниже правого кармана.
Почему? Почему мы должны вечно повторять одни и те же ошибки – снова, снова, снова? У Риберы не было времени, чтобы поразмышлять над этим мимолетно возникшим, нелепым вопросом. Багровая мгла сомкнулась над ним.
Легкий бриз принес издали звуки смеха, переклички веселых голосов. У кого-то вечеринка… Ветерок влетел в широкие окна бунгало и ласково погладил каждую вещицу, которая находилась внутри. Ночь была прохладной – как обычно в конце лета. Первые, едва заметные признаки увядания делали темноту приятной, почти манящей. Дом стоял на гребне небольшого хребта, где когда-то проходила береговая линия Ла-Платы. Лужайки и изгороди плавно спускались к обширной равнине, на которой стоял город. Слабый, деликатный свет масляных фонарей очерчивал правильные прямоугольники городских кварталов и делал здания – в один и два этажа – почти одинаковыми: они различались лишь по высоте. Чуть дальше край ровной светящейся клетки казался грубо оборванным – здесь начиналась береговая линия. Но даже там продолжалось движение желтых фонарей на лодках и кораблях, бороздящих Ла-Плату. И наконец, слева, почти на пределе видимости, горели яркие прожектора вокруг Закрытых Военно-морских сооружений, где в правительственных лабораториях шла работа над неким секретным оружием – не исключено, что над кораблем с паровым двигателем.