Ложная тревога
Шрифт:
Санда вздыхает и улыбается. Тогда все было таким, как она мечтала, таким, как помнила.
Последний вопрос, которым она задается, уплывая прочь: зачем Бабушка поместила в террариум цветы, если хотела изобразить холодную антарктическую пустошь.
Тот первый день действительно оказался последним, когда все было прекрасно – действительно все. Но, оглядываясь назад, Санда видела: уже тогда кое-что предвещало события, которые случились позже и сделали лето таким ужасным.
Внешне все осталось таким, как она помнила. Перила лестницы – широкие, из тщательно полированного дерева; такого она не видела нигде в Ла-Йолле. Всюду ковры, даже на лестнице.
Но такое происходило постоянно. Санда пыталась сделать что-то по-своему, это наносило урон дому или обижало Бабушку; затем следовало искреннее раскаяние, и женщины приходили к согласию. Санда начинала чувствовать усталость и все чаще находила повод взглянуть на календарь. Возможность просто побыть с Бабушкой была одним из самых сильных соблазнов этого лета. И сама Санда, и Бабушка пытались что-то сделать, но ничего не получалось. Иногда Санде казалось: сколько бы Бабушка ни называла ее «взрослой девочкой», она по-прежнему думает, что ее внучке пять лет. Она вполне серьезно настаивала, чтобы Санда после обеда ложилась спать. Лишь когда девочка уверила ее, что родители больше этого не требуют, Бабушка смягчилась. Бабушка никогда не говорила ей: «сделай то-то и то-то». Она всегда говорила: «тебе должно понравиться» это сделать – независимо от того, чего именно она хотела. Было ужасно трудно улыбнуться и ответить: «ах да, будет здорово», когда требовалось сделать что-то по хозяйству и она бы с удовольствием отказалась. Дома с этим было гораздо легче. Санда просто делала то, что ей говорили – и не надо было уверять, что она в восторге.
Неделю спустя погода испортилась. Пошел дождь. Он шел и шел. Шел и шел. А когда не шел дождь, было пасмурно. Нет, не облачно, как в Ла-Йолле. Это была моросящая, туманная облачность, которая обещала новые дожди. Бабушка сказала, что такое случается часто; во время прошлых визитов Санде просто повезло.
Примерно в то же самое время ей стало страшно находиться наверху.
Бабушка спала на первом этаже, хотя часто засиживалась допоздна за чтением или шитьем. Ее всегда можно было позвать, если случится что-нибудь… плохое. Но это не помогало. Сначала Санде казалось, что она просто боится темноты. Бывают ночи, когда человека напугать проще, чем обычно. В непогоду легко поддаться страхам – когда лежишь в постели, а ветер и дождь скрежещут по стеклам.
Но здесь было что-то другое. Страх усиливался ночь от ночи. Иногда возникает ощущение, что к тебе что-то подкрадывается… нет, ничего общего. Больше
Однажды поздней ночью Санда собиралась пойти в ванную, которая находилась на первом этаже, рядом со спальней Бабушки. Каждое движение было почти болезненным – настолько она боялась издать хотя бы звук и разбудить то, что вызывало эти странные ощущения… чем бы оно ни было. Проходя через холл, мимо террариума, Санда почувствовала, как холод усиливается. Ноги напряглись для пробежки вниз по лестнице. Однако девочка заставила себя остановиться, затем медленно обошла вокруг стеклянной коробки. Страх и холод вызывало что-то там, внутри! Страх подкрадывался незаметно, но он рос, пока она стояла там – как будто то, что его вызывало, поняло, что обрело «слушателя».
Этой ночью Санда спала на нижней ступеньке лестницы.
С тех пор каждый раз, после того как Бабушка укладывала Санду спать и уходила, девочка выбиралась из кровати, разворачивала свой спальный мешок и тихонько выносила его на балкон своей комнаты. Дополнительное расстояние и лишняя стена – и таинственный холод ослабевал настолько, что его вполне можно было терпеть. Часто по ночам моросил дождь, всегда было холодно, иногда дул сильный ветер – но Санде удалось приобрести настоящий бойскаутский спальник, к тому же она всегда любила ночевать под открытым небом. Однако это оказалось довольно утомительно – спать так ночь за ночью. И все труднее становилось оставаться весь день обходительной и веселой.
Днем, правда, она почти не чувствовала страха. Почему? Санда не знала. Может быть, потому, что второй этаж, залитый светом, становился таким радостным. Или призрак днем спал. Всякий раз, проходя мимо террариума, она разглядывала лежащие внутри камни. Через некоторое время она стала думать, что внимание стоит сосредоточить только на одном – том, что был размером с голову, со странно повторяющимся черно-серым рисунком. По прошествии нескольких дней она отметила, что положение некоторых обломков изменилось. В первый вечер пластиковых цветочков в террариуме было пять, теперь осталось три.
Была еще одна загадка – которая в иных обстоятельствах показалась бы зловещей, но сейчас представлялась разве что чем-то любопытным. Несколько раз, обычно непогожими ночами, на противоположной стороне улицы, приблизительно в сорока ярдах к северу от дома, на газоне останавливался автомобиль. Только и всего: Санда заметила его чисто случайно. Кажется, это был форд пятьдесят четвертого года. Один раз в кабине включили свет, и она заметила двух пассажиров. Санда улыбнулась – самодовольно и многозначительно: можно представить, чем они там занимаются.
Но она ошибалась. Однажды ночью, когда дождь наконец-то прекратился, облака все еще закрывали звездное небо, водитель вышел из машины, перешел улицу и направился к дому. Он двигался быстро и бесшумно. Санде пришлось свеситься с балкона, чтобы увидеть, как он приседает в кустах рядом с оградой, где установлен счетчик электроэнергии. Он провел там не больше полминуты. Санда видела крошечную светящуюся точку, которая двигалась над счетчиком, и силовые кабели, свешенные с телефонного столба на улице. Потом призрачный электрик выпрямился, снова перебежал улицу и спокойно, как ни в чем не бывало, распахнул дверцу своего «форда». Автомобиль постоял еще несколько минут – словно желая убедиться, не подняли ли в доме тревогу – и уехал.