Лучик и звездолёт
Шрифт:
— Не одеяло, а попона. И не повезли, она сама качалку везёт. И не лошадка, а рысак!..
Иринка уже неслась к воротам на ипподром:
— Ну и стадионище!
— Это не стадион, и ип-по-дром! — не выдержав, крикнул Женя. — У него целых четыре беговые дорожки!
Ипподром лежал перед ними в солнце, в зелени — громадный, свободный. Беговые дорожки поливали. Раскинув светлые водяные крылья, ползла машина. За ней трактор с большим катком трамбовал грунт. Пахло чудесно прибитой пылью, зеленью. В солнечном небе пролетели голуби. Воробьи
— Туда можно? — Иринка показала на главное здание бегов.
— Можно, — бухнул Женя: будь что будет!
По дороге их окликали рабочие: зачем бегают, кто разрешил? Женя с отчаянно-решительным лицом отвечал:
— Мы с Ильёй Ильичом привезли с завода рысаков в тренотделение к Анне Ильиничне!
Эти слова были как пароль.
Ребята очутились возле трибун. Это было красивое здание — величественное, строгое.
— Гляди! — Иринка задрала голову, прикрыв ладошкой глаза.
Высоко на тонком шпиле чернела над крышей крошечная лошадка с пышным хвостом. Подул лёгкий ветер — лошадка медленно повернулась, ещё, ещё…
— Это фрюгел, фрюгел, я знаю! — запрыгала Иринка. — Показывает, куда дует ветер! На север, на юг…
— Не фрюгел, а флюгер, — поправил проходивший рабочий с лестницей на плече, наверно монтёр, потому что, взгромоздившись на лестницу, он стал чинить репродуктор на столбе.
Жёлтое здание с открытыми трибунами было пусто.
— А вон ещё лошади! И ещё! — закричала Иринка, увидев на остеклённой башне светлых коней. — А вон ещё!
Снизу лепных лошадей над крышей видно было плохо: они украшали фасад здания. Разве такая уж беда — выбежать на минутку из главных ворот ипподрома? Так и сделали, не без страха перед Александрой Петровной. Перед главным зданием оказалась площадка и сквер, а уже дальше гремящая, в потоке машин и прохожих, московская улица.
В сквере стояла скульптура: два голых каменных мальчишки верхом на жеребятах. Точь-в-точь Женя и Щербатый! Из сквера и остальное разглядели отлично. Насчитали на крыше главного здания целых четырнадцать лошадей.
Возвращались ребята через ипподром притихшие. Устали. А может, почувствовали себя такими маленькими среди громады города?
— К Урагану пойдём? — спросил Женя. — Или нет, погоди. Илья Ильич сказал, тут манеж есть… Пошли? Видишь, за конюшнями, круглый?
Манеж гудел.
Здесь москвичи — ребята, взрослые, даже старики — учились верховой езде. В утренние часы всегда больше было мальчишек, девочек. Ох, сколько же их набилось у окошка, где выдавали талончики с именем лошади!
Манеж, с куполом-крышей, с высокими окнами, был густо засыпан опилками. На кругу стояли красные фанерные тумбы, с боков шли два коридора к денникам. Ребята у окошка галдели:
— Куда?.. Я первый!
— Хитёр! Мы с десяти часов ждём…
— А мы во дворе были, у левад.
— Сатурна
— Я — на Колядке. Мировая кобылка, послушная!
— Тише вы, будете шуметь, вовсе лошадей не дадут! Знаете, тренер какой строгий?
Очередь смолкла мгновенно.
— Ты тоже стоишь? Ты последний?
Черноглазый мальчишка в тюбетейке и клетчатой ковбойке тронул Женю за плечо.
— Нет. Мы просто так, смотрим.
Женя потянул Иринку, они отошли к стене, на которой висели правила верховой езды, рисунки лошадей в сбруе, с наездниками. Под одним рисунком было подписано: «После езды не забудь угостить лошадь сахаром или хлебом!»
Окошко отворилось, очередь зажужжала, задвигалась. Ребята с торжественно-строгими лицами спешили к денникам. И вот уже, отстукивая копытами по асфальтовому полу, стали появляться осёдланные лошади. Спокойные, привычные к шуму. Девочка чуть постарше Иринки провела большого вороного коня; черноглазый мальчишка в тюбетейке — рослого серого жеребца в светлых яблоках. Чок-чок-чок! — пробили копыта.
Садились в сёдла кто как мог: с земли, с табуреток, с фанерных тумб. Стали выстраиваться по кругу.
Вышел тренер. Коренастый, крепкий, ноги чуть колесом, наверно, бывший кавалерист. В руке он держал хлыст. Тренер был язвителен, беспощаден, замечал всё:
— Что сидишь крючком? Прямее! Повод, повод отпусти, дай коню волю… Ноги правильно в стремя! И не горбись! Который месяц учишься, а не знаешь, как седло класть! Та-ак. Начали!
Медленно, потом быстрее, быстрее замелькали по кругу всадники. Тренер хлопал бичом:
— Перемена направления! Направо назад!.. Та-ак. Огладим лошадей! Начали снова!.. Молодцы! Галопом марш!..
Рябило в глазах. Опилки взлетали из-под копыт, шлёпались в лицо. Конские хвосты стегали по барьеру. Черноглазый мальчишка в тюбетейке промчался — посадочка у него была что надо. Женя впился глазами. Эх, ему бы!..
А Иринка… Она всё на свете позабыла! Она глаз не сводила с черноглазого! Вскрикнула, когда его бойкий конёк грохнул копытом по фанерной тумбе и та отлетела.
Мгновенно выстрелил бич. Мальчишка, отвалившись в седле, натянул поводья — конёк присмирел. Понеслись снова. Всадники подскакивали в сёдлах, вот-вот выскочат. Иринка вцепилась в барьер: черноглазый летел по кругу как птица, раскинув руки, отпустив поводья, сияющий, смелый.
— Я к Урагану пойду. Ну, едут и едут, — не выдержал Женя.
— Ой, подожди! Ой, ещё немножко! — взмолилась Иринка.
И как раз в эту минуту занятие кончилось. Тренер скомандовал что-то, лошади пошли тише, тише… Наездники стали разводить руками вправо, влево, дыша глубже, сгибаться, как на уроках физкультуры в школе. Спешились, потянулись обратно к денникам…
Иринка как заворожённая пошла за черноглазым и его коньком. Чок-чок-чок! — стучали копыта. Топ-топ-топ! — догоняла Иринка. Что же оставалось делать Жене? И он пошёл тоже.