Лучшая мама для шамана
Шрифт:
Неужели ничего этого не будет больше в ее жизни? Ни совместных завтраков, обедов, ужинов. Ни ночных кормлений, ни прогулок в парке. Ничего. Пустота и тишина.
Манта уткнулась в подушку и зарыдала. Глухо, отчаянно, как делают только люди, которые не умеют плакать. Она рыдала взахлеб, икала, грудь ее выкручивалась, а горло сжималось так сильно, что девушка задыхалась от нехватки кислорода. Манта не понимала, за что с ней так поступили? Почему она такая слабая, не способная уберечь тех, кого любит. Она бесполезна.
Шрамы на спине жгло каленым железом.
Волосы лезли в лоб, Оямада все еще плакала, вжимаясь лицом в подушку Ханы.
В какой-то момент пришли голоса и знакомые-незнакомые руки.
– Вот так, иди сюда, ложись. Манта, давай, ну, же, помоги мне.
Оямада свернулась на постели клубком, сплошным комком оголенных нервов и боли. Кусков обнаженного, кровоточащего сердца. Больно, как же, черт возьми, больно! Ученые пишут, что эмоциональная боль длится только двенадцать минут, все остальное время человек выдумывает сам. Видимо, они никогда не имели дело с шаманами, что привязывают саму душу, проникают сердце, а затем вырывают его.
Она слабая. Бесполезная. Беспомощная.
Слабая.
Манта открыла опухшие глаза. От слез болела голова, а еще жутко хотелось пить.
Кто-то поднес бокал с холодной водой к губам, и девушка осушила его в несколько глотков.
– Не торопись.
У кровати сидела Пэм. Она убрала бокал и с сочувствием взглянула на подругу, наверное, уже обо всем догадалась.
– Он ведь не твой брат.
Манта качнула головой. Комок все еще стоял. В груди и в горле.
– Мой одноклассник, - голос хрипел.
– Пришел за помощью.
– Ты любила его?
– Я люблю его.
– Ох….
Памела вздохнула, скинула тапки и забралась на кровать.
– Иди сюда, Мэнни, - вторая, после тетушки, кто называл ее на американский манер.
Манта уткнулась в грудь подруги и снова разрыдалась.
Она думала, что слез уже не осталось.
Следующие две недели превратились в кошмар. Манта на автомате ходила в университет. Памела переехала жить к ней, следила, чтобы подруга вовремя поела, попила, приняла душ, переоделась. Она выполняла задания за двоих, покупала продукты, таскала книги из библиотеки. И ничего не говорила. За что Манта была ей отчаянно благодарна.
Каждое слово, после ухода Йо, как наждаком по свежим ранам.
Они снились ей каждую ночь, каждую чертову ночь она просыпалась от кошмаров, и подруга отпаивала ее успокоительным. Манта не могла рассказать, что ей снится, потому что Пэм не поняла бы.
А снились ей духи, жадные, кровавые духи, что пришли за Ханой. И каждый раз Йо и малыш растворялись в темноте, а Манта слышала детский плач.
– Он хотел защитить тебя, - говорила Пэм, убирая со лба отросшие прядки.
Манта рассказала ей про нападение, не упомянула лишь, что это был дух. Солгала про обычную банду. И Пэм поверила, пыталась убедить, что Йо не сволочь, что на самом деле так нужно, что ей однажды станет легче.
Легче не становилось.
Наверное, она бы не выдержала, сорвалась бы от сводящей с ума тяжести в груди, если бы не произошло ЭТО.
Йо и Хана вернулись. Манта, ошарашенная, сидела на диване, на том самом месте,а друг стоял напротив с неизменной сумкой, мялся, переступал с ноги на ногу. За его спиной виновато висел Амидамару. Зато Хана радовался, пищал, выворачивался из рук папочки, тянулся к Оямаде.
– Ма! Ка!
Пэм быстро все поняла. Пересекла комнату, забрала Хану у настороженно поглядывающего на
– У меня три брата! Это тебе за то, что оставил Манту. Пусть даже из хороших побуждений, - она посмотрела на подругу.
– Тебя можно с ним оставить?
Оямада кивнула, все еще находясь в прострации.
Пэм быстро собрала вещи, потрепала чубчик Ханы, поцеловала Манту в щеку, мстительно пнула по ноге все еще сидящего на полу Асакуру и вышла, гордо вскинув голову.
А Манта начала смеяться, безудержно смеяться, чувствуя, как рассасывается комок. В горле и в груди. По щекам текли слезы, изо рта рвался смех.
Твердые, жилистые руки легли на плечи.
– Спи, моя Манта.
И снова темнота.
Оямада боялась открыть глаза. Впервые с того самого момента на кладбище, когда ее поймал Фауст, она боялась открыть глаза. Что, если произошедшее окажется только сном? Что ей делать в таком случае? Что, если это всего лишь галлюцинация изможденного разума?
Она не выдержит обмана.
– Ты уже не спишь, - знакомый голос прозвучал близко.
Девушка распахнула глаза, подскочила. Рядом на кровати лежал Йо Асакура. В одежде, с неровно стриженными длинными волосами, спадавшими на подушку.
И все снова встало на свои места. Манта прищурилась….
– Идиот!
– ударила друга по плечу.
– Придурок! Самоуверенный имбецил! Сволочь, ты хоть понимаешь, что я пережила?! Когда вы оставили меня….
Йо вытерпел только первые два удара, затем перехватил тонкие запястья, дернул девушку на себя, крепко притиснул к собственному телу, прижимая руки вплотную к туловищу.
– Прости, - он обнял ее до боли, до брызнувших из глаз слез, - прости, Манта. Я не знал, что мне делать, не представлял…. Я не готов потерять тебя, только не тебя, не сейчас. Тот день на кладбище стоит перед глазами, Фауст копался в твоем теле, а я ничем не мог помочь, даже подобраться не мог. И сейчас снова тебя ранили по моей вине. Не защитил… не уберег… - Йо дышал тяжело, прерывисто, выдавливал слова, как яд из раны. Манта сжалась, не двигалась, боясь прервать поток откровений.
– Нет другого способа оградить тебя от опасности, кроме как держаться подальше. Но и этого я уже не могу…. Дома, в Японии, тяжело, темно. Без тебя. Прости, прости, Манта. Позволь нам вернуться. Позволь остаться. Я буду защищать, никому больше не позволю причинить тебе боль. Никому…..
Йо скрыл лицо в плече девушки, ему тяжело давалось признание. И он замер, когда Манта освободила руки, перестал дышать…. Но девушка всего лишь обняла его, крепко прижала к себе.
– Оставайтесь. Я тоже не могу без вас.
И шаман облегченно вздохнул.
Они вели себя так, словно ничего не произошло, однако короткая разлука в каждом оставила свой след. По углам дома змеились охранные символы, висели незаметные с виду, вписывающиеся в интерьер защитные амулеты. Их заклинали женщины семьи Асакура, мать Йо и бабушка, жена Йомея. Йо не отпускал от себя Манту, теперь они с Ханой встречали девушку у университета, провожали в библиотеки. Помирились с Пэм, хотя та и сверкала глазами на Асакуру. Но кажущаяся беззаботной улыбка Йо была способна растопить даже вековые льды, что уж говорить о сердце обычной девушки. Та простила, хотя и пообещала, что в следующий раз дело одним ударом не ограничится.