Лучшая песня

Уильямс Дороти

– Но ведь Моника, должно быть, рассказывала обо мне.

– Да, - проговорил он медленно, - но, похоже, я ее неправильно понял.

– В каком смысле?

– Даже не знаю, как бы тебе объяснить...

– Нет, знаешь! Ты считал меня расчетливой карьеристкой. Это Моника тебе так сказала?
– спросила она обиженно.

– Нет-нет, что ты, - не очень уверенно проговорил Итан. Нахмурившись, он добавил: - Думаю, исходя из своего личного опыта общения с женщинами, я просто по-своему интерпретировал ее слова. Я увидел тебя такой,

какой мне хотелось, чтобы ты была.

– Но ты все равно приехал ко мне, - прошептала она.

– Глянул в твои огромные зеленые глаза и пропал.

– Ореховые, - поправила Дорис.

– Зеленые. Как у ведьмы. Но я не желал забираться в дебри твоей души. И не хотел причинить тебе боль. В моем сердце ты не найдешь глубоких чувств, Дорис. Только хорошее отношение. И мне с тобой весело. Ну и, конечно, меня безумно тянет к тебе, - произнес он очень тихо.

Они посмотрели друг другу в глаза, и Дорис опять почувствовала себя беспомощной. Ее снова охватило желание прикасаться к нему и ощущать его тело. Она перевела взгляд на его губы и наклонилась. Почувствовав, как Итан откликнулся на ее поцелуй, Дорис тихонько застонала. Она хотела, чтобы их близость продолжалась еще долго-долго. Но Итан говорил так, как будто собирался расстаться с ней.

Дорис еще раз нежно прикоснулась губами к его рту и начала ласкать его так, как ей хотелось, чтобы он ласкал и любил ее, - самозабвенно упиваясь своими чувствами. И он отвечал ей с нежностью, почти с любовью.

Потом она лежала, прижавшись к нему всем телом и отдыхая.

Печально вздохнув, Дорис проговорила:

– Это было так прекрасно!

– Да, прекрасно. Спасибо тебе.

– На здоровье.

Итан засмеялся. Это был почти счастливый смех. Наверное, он прав. Прочь тревоги! Да здравствует радость и удовольствие! Но она знала, что не сможет забыть его слова о том, насколько они разные.

Пригладив ей волосы, Итан тихо проговорил:

– Будь со мной терпелива, Дорис. Все это для меня очень непривычно. У меня ни с кем не было ничего подобного.

– Так, значит, это - не конец?
– Она с удивлением и надеждой смотрела на него.

– О чем это ты?

– Я думала, что ты со мной прощаешься, - в голосе Дорис звенела боль.

Итан внимательно посмотрел на нее, а потом снова притянул ее голову себе на плечо.

Помолчав немного, она наконец решилась спросить:

– Твой опыт общения с женщинами был так ужасен?

– Я бы не сказал.

– Но все было не так, как со мной?

– Они были совершенно не такими, как ты. И ничего от меня не ждали никаких эмоций.

– Только вознаграждения за оказанные услуги?

– Да. Подарки, украшения, дорогую выпивку и еду. Но ведь ты не такая, Дорис.

– Мне трудно справиться со своими чувствами. Похоже, у меня нет выбора, и я даже не знаю, хочу ли я, чтобы он у меня был. Я тоже не привыкла к таким отношениям, Итан.

– Я знаю. Теперь знаю.
– С ленивой улыбкой

он легонько поцеловал ее в волосы и проговорил: - Но мне придется уехать.

– Уехать?
– забеспокоилась Дорис.

– Да. Я должен вернуться в Лондон. Работа, разные встречи, всякие дела.

– Когда вернешься?

– Поздно вечером. Или завтра утром. Понятно. Чтобы покормить и выгулять собак.

Не желая двигаться с места, сонная и разомлевшая, счастливая от сознания, что он вернется, Дорис провела пальцами по его губам.

– Береги себя.

– Обещаю. Не засыпай!
– Не буду.

Но ее веки отяжелели, и было так тепло, уютно и приятно лежать, прижавшись к нему, что она позволила своим глазам закрыться и сладко заснула.

Дорис проснулась, когда за окном стемнело. Итан уехал. Потягиваясь и позевывая, она немного полежала в постели, вспоминая их разговор, а потом улыбнулась. Может быть, все не так уж и плохо. Впервые с тех пор, как они встретились, у нее было спокойно на душе.

Она встала, перекусила и, вернувшись в постель, заснула глубоким сном и проспала без сновидений до восьми часов утра. Позавтракав в кухне, Дорис, как обычно, сходила на прогулку и с охапкой хвороста вернулась домой.

Скинув запачканные глиной кроссовки, она босиком прошлепала в кухню через заднюю дверь и увидела посреди стола пухлый конверт. Полагая, что это оставил Итан, она взяла его в руки и открыла. В конверте оказались фотографии. Девушка с любопытством вытащила их и... чуть не выронила из рук, содрогнувшись от ужаса и отвращения. Все они были сняты здесь, в коттедже. На одном из снимков Дорис была запечатлена выходящей из Холла, на другом раздевающейся у себя в спальне. На всех фотографиях виднелись дырочки. Кто-то со злобным, маниакальным упорством проткнул булавкой ее глаза и сердце.

А ведь за последние несколько дней она почти забыла о своем преследователе.

Вскрикнув, Дорис отшвырнула конверт, и в эту минуту вошел Итан.

– Ты кому-то рассказал!
– Нет.

– Значит, это сделала Моника. Впрочем, зачем ей это было нужно?
– Дорис нахмурилась.
– Она ведь именно потому и позволила мне пожить в своем коттедже, что о нем никто не знал!

– Вероятно, он за тобой следил,- сказал Итан спокойно.
– По дороге сюда ты не проверяла, не едет ли кто за тобой?

– Никто меня не преследовал, - покачала головой Дорис.

Он молча поднял фотографии с пола и стал их рассматривать, а потом подошел к столу и аккуратно сложил обратно в конверт.

– Снимки сделаны непрофессионально, - заявил Итан.
– Сейчас ведь очень просто достать все необходимое оборудование. И при этом не останется уличающих негативов, - добавил он.

Дорис молчала.

– Откуда они взялись?

– Лежали на столе, когда я пришла, - ответила она.
– А значит, мерзавец был здесь, в коттедже. Значит...
– Ее голос прервался.
– Он ведь мог...