Лучшая песня
Шрифт:
– А как насчет роялистов? Или мародерствующих круглоголовых?
– Насколько я знаю, нет, но не исключено. У нас даже есть тайник.
– Естественно. Может, и подземная темница имеется?
– Только погреб, - ответил он, словно извиняясь.
Дорис взглянула на него, потом перевела взгляд на гигантскую кровать и рассмеялась.
– Ах, Итан!
Сквозь огромные окна комнату заливало яркое солнце, освещая старинное бюро, пару продавленных кресел по обе стороны от камина и колокольчик для вызова слуг.
Тронув
– Он работает?
– Нет. Язычок потерялся много лет назад.
– Как жаль. У вас, наверное, и верных слуг тоже нет?
– Увы!
– Он театрально развел руками. Повернувшись спиной к камину, девушка оглядела комнату.
– Здесь просто чудесно.
– Согласен.
– И все это когда-нибудь станет твоим?
– Разумеется.
– Тогда, я думаю, ты должен жениться на мне. Я бы хотела стать хозяйкой такой усадьбы.
– Правда?
– Ты еще спрашиваешь!
– Но ведь крыша протекает.
– Да что ты!
– И канализацию надо менять, и стены перекрашивать, а зимой мы тут замерзаем, впрочем, и летом тоже...
– А главное, ты вовсе не собираешься жениться, - в тон ему скорбно произнесла Дорис.
– Не собираюсь.
Улыбнувшись, она подошла к нему и обвила его шею руками.
– В таком случае мне лучше оставаться твоей любовницей, правда?
– Правда.
Он нежно поцеловал ее, притянув к себе.
– Зачем ты привез меня сюда?
– Ты знаешь, зачем.
– Да, но ты говорил...
– О других. Но не о тебе. А еще я сказал, что ты должна научиться получать удовольствие. Наслаждаться своим телом, не испытывая при этом угрызений совести. И я помогу тебе в этом. Но сначала мы должны выгулять собак. У меня не было времени сделать это, когда я вернулся из Манчестера.
– Не было времени?
– Да, - его глаза хитро прищурились.
– Наверно, я очень спешил увидеть тебя. Соскучился.
– Правда? Приятно слышать.
– Мама убьет меня, если к ее приезду собаки не будут в самой лучшей форме.
– Ты ее боишься?
– Ужасно.
– Где она?
– В Шотландии. Поехала в гости к старой подруге.
– И попросила тебя присмотреть за собачками?
– Ага.
– Очень удобно. Как раз в тот момент, когда я поселилась в коттедже. Это ты уговорил ее уехать именно сейчас?
– Точно.
– И она ничего не заподозрила?
– Моя матушка всегда что-нибудь подозревает.
– О боже!
– Опустив свои длинные ресницы, Дорис расплылась в улыбке. А если бы Моника не предложила мне пожить в коттедже?
– Тогда мы бы остались в Манчестере. Прижавшись к нему покрепче, она пробормотала:
– Я даже не знаю, как их зовут.
– Кого?
– Собак!
– А-а. Бен и Лютер.
– Лютер - это овчарка?
– Ага.
– В честь Мартина
– Умница.
– Потому что он...
– Прежде всего, конечно, черный, и еще сильный, честный и очень преданный.
– Кто его так назвал?
– Моя мать. Она сказала, что он похож на лидера. Она хотела назвать его Отелло, но Норман категорически отказался орать на весь двор "Отелло, ко мне!"
– Нам действительно необходимо идти прямо сейчас?
– вкрадчиво спросила Дорис.
В его глазах заискрилось веселье.
– Я думаю, - протянул он, - какие-нибудь пять минут не сыграют большой роли.
– У меня были планы на подольше, чем пять минут.
– Правда?
– Правда.
– Она целовала его до тех пор, пока не стало ясно, что одними поцелуями тут не обойдешься. Почему-то каждый раз рано или поздно они приходили именно к такому выводу.
– Задерни занавески, - прошептала Дорис, не отрываясь от его губ.
– В этом нет необходимости, - ответил Итан, тяжело дыша.
Он подхватил ее на руки, положил на кровать и потянул за золотую кисть. Полог упал, погрузив их в парчовую тьму.
– Теперь я тебя не вижу, - прошептал Итан, покрывая поцелуями ее лицо и шею и расстегивая ей пуговицы на рубашке.
– Мне нравится чувствовать твои прикосновения.
– Да, - проговорил он в ее плечо, - это очень возбуждает.
– В темноте так тепло и спокойно.
Они раздевали друг друга медленно, получая от этого взаимное удовольствие.
Дорис обнаружила, что в темноте проще быть изобретательной, отбросить все запреты, мешавшие без остатка отдаваться наслаждению. Можно было даже на время перевоплотиться в кого-то очень эротичного, сексуального и смелого. Это оказалось самым удивительным, волшебным переживанием в ее жизни. Потому что Итан не мог видеть ни ее лица, ни чувств, которые оно отражало.
Потом они молча лежали, не размыкая объятий. Слышно было только их все еще тяжелое, неровное дыхание. Дорис не догадывалась, о чем думает Итан, но знала, чего в эту минуту больше всего на свете хотелось ей. Чтобы время остановилось и она могла оставаться в этой чудесной теплой парчовой пещере с мужчиной, который сделал ее жизнь такой необыкновенной, волнующей и в то же время печальной. Я могла бы полюбить тебя, подумала она. Могла бы.
Осторожно повернув голову, Дорис посмотрела на лицо Итана, смутно видневшееся в багровой полутьме, и провела пальцем по его губам. Он приоткрыл рот и легонько прикусил ей мизинец. Вновь охваченная возбуждением, она, застонав, выдохнула его имя. Итан лег на нее и стал целовать с такой страстью, таким желанием, что оно вызвало ответный порыв в каждой клеточке ее тела. Раздвинув бедра, она вновь впустила его в себя, открыто и агрессивно упиваясь блаженством. Когда все кончилось и они, ослабевшие и утомленные, отдыхали, Итан поднял полог.