Лучшая принцесса своего времени

3 июня 1545 года вестибюль дворца Фонтенбло был по-праздничному украшен дорогими шпалерами и лионскими шелками. В центре, под балдахином из голубого дамаска с золотыми лилиями королевской династии Франции возвышалась выставка с девятью ступенями. На них были выставлены золотые кубки работы итальянского ювелира Бенвенуто Челлини, резные изделия из слоновой кости, в том числе, фигурки нимф и гладиаторов, и просто драгоценные камни разной формы и огранки, поражающие чистотой цвета и разнообразием. Но особое внимание, конечно, привлекали сосуды и щиты, принадлежавшие когда-то Карлу Великому и Людовику Святому.

– Эта выставка, – писал хронист, – была настолько бесценной, что там, казалось, было

Охраняла же драгоценную выставку швейцарская стража. Кроме того, рядом находились специальные люди, которые могли поведать историю выставленных вещей иностранным гостям. К королевским покоям срочно была пристроена галерея, ведущая в часовню Святой Троицы и украшенная геральдическими щитами с гербами и символами Франциска I Валуа и Генриха VIII Тюдора, королей Франции и Англии. Пол галереи устилали персидские ковры, которые тогда были ещё большой редкостью.

Вся эта роскошь предназначена была поразить гостей, прибывших на крещение внучки французского короля, родившейся 2 апреля 1545 года здесь же, в Фонтенбло. Свои чёрные волосы она унаследовала от отца, будущего короля Франции Генриха II, а карие блестящие глаза и пухлые щёчки – от матери, флорентийки Екатерины Медичи. Принцессе посчастливилось появиться на свет в более удачное время, чем её старшему брату Франциску, названному в честь деда. Тогда, год назад, король вёл войну одновременно с Карлом V и Генрихом VIII, и радоваться первому внуку ему просто было некогда. Теперь же, когда были заключены мир с императором и перемирие с англичанами, французский двор собирался с пышностью отметить крещение принцессы. В Фонтенбло как раз приехали послы короля Англии, чтобы подтвердить под присягой недавно заключённый договор и Франциск I, воспользовавшись этим, передал через них предложение Генриху VIII:

– Не хотите ли, брат мой, стать крёстным дочери дофина?

– Почту за честь, сэр! – согласился тот, довольный прекращением военных действий с Францией,

Эти двое были давними соперниками, и если Генрих опередил Франциска в количестве жён, то на любовном ристалище королю-рыцарю не было равных.

В назначенный день по галерее в часовню двинулась торжественная процессия. Впереди шли двести гвардейцев в богатом облачении и с боевыми топориками. За ними по двое следовали герольды в накидках с гербами и жезлами в руках, которые предшествовали принцам крови и высшим чиновникам в мантиях. Принцессу же в качестве представителя Генриха VIII нёс лорд Чейни, смотритель Пяти портов и главный казначей Англии, в окружении охраны из четырёх французских дворян. Последними в сопровождении придворных дам в роскошных нарядах шествовали две крёстные матери принцессы – Элеонора Австрийская, вторая супруга Франциска I, и его племянница Жанна д’Альбре, будущая королева Наварры. У ворот часовни процессию встретил кардинал де Бурбон, избранный для совершения обряда, а также вереница других кардиналов и архиепископов в полном торжественном облачении и в митрах. Под звуки церковных гимнов прелат принял от посла принцессу и направился с ней к купели, установленной перед главным алтарём. Что же касается Франциска I, то он вместе с родителями девочки, дофином Генрихом Валуа и дофиной Екатериной Медичи, наблюдал за свершением обряда из застеклённой галереи, выстроенной справа от купели. Как только кардинал де Бурбон спросил, какое имя должна была получить принцесса, вперёд выступили два посла и гаркнули во всю глотку:

– Елизавета!!

Ясно, что англичане действовали из лучших побуждений, желая быть услышанными в такой толпе. Тем не менее, в зале возникло замешательство. Первым опомнился король Франциск I, который громко расхохотался. Недоумённо взглянув на него, дофин затем перевёл взгляд на жену. Весёлая флорентийка с удовольствием бы поддержала свёкра, но при виде постной мины мужа ограничилась улыбкой.

– Едва это истинно королевское имя было произнесено, – вспоминал хронист, – как оно тут же несколько раз было громко повторено герольдами Франции и Англии под звуки труб, фанфар и пушечных салютов.

Вечером французский король устроил роскошный пир, а затем на суд присутствующих были представлены балетные и театральные постановки. На следующий день состоялась постановочная битва между отрядами дофина и графа де Лаваля. Причём, если Генрих со своими людьми облачился в светлые доспехи с изображением полумесяца, личного герба своей любовницы Дианы де Пуатье, то на чёрных латах Лаваля, одного из самых изысканных придворных, красовалось изображение феникса, эмблемы Клод де Фуа, дамы из свиты королевы. В конце концов, под громкие аплодисменты зрителей, сражение закончилось бегством графа и его людей с поля боя.

– Первым среди тех, кто выказал особую отвагу, – свидетельствовал тот же хронист, – был предводитель отряда, облачённого в белые доспехи. Он сражался с таким совершенством и грацией, что ослепил взоры всех зрителей, которые вынуждены были признать, что этот храбрый кавалер, каковым оказался наш дофин Генрих, без лести, получил пальму первенства и вкусил торжество победы.

После крещения принцессы её мать, Екатерина Медичи, решила, что девочке лучше будет в замке Сен-Жермен, где уже находился её брат. Там для Елизаветы был создан собственный маленький двор. Причём все должности получили верные флорентийке люди. Король Франциск I практически не вмешивался в дела воспитания внуков потому, что последние три года его жизни были омрачены болезнью и мучительными сожалениями. А ведь его царствование, начало которому положила победоносная битва под Мариньяно, открывшая французам путь в Италию, сулило быть таким славным и счастливым! Но потом случились поражение под Павией, плен и бесконечные войны, закончившиеся потерей почти всех завоёванных территорий. Правда, после поражений в битвах король-рыцарь мог всегда найти утешение в объятиях своей официальной фаворитки герцогини д’Этамп и других дам. Недаром ему приписывали знаменитое изречение:

– Королевский двор без прекрасной дамы, что год без весны и весна без роз!

Но и тут его ждало разочарование, выразившееся в другом высказывании:

– Все женщины меняются.

Его первая супруга, Клод Французская, бабушка Елизаветы, от которой принцесса унаследовала свой добрый нрав и простоту в обращении «даже с низшими», рано умерла. А вторая, набожная и меланхоличная королева Элеонора Австрийская, сестра императора, не имела влияния при дворе. По мере старения Франциска I политикой всё больше приходилось заниматься дофину. Четыре года, которые Генрих в детстве провёл в испанской тюрьме в качестве заложника вместо отца, превратили его в угрюмого меланхолика. Когда принц вернулся домой, Франциск просто не узнал сына:

– Он проводит всё время в одиночестве, мало общается с придворными и большую часть дня копается в саду!

После чего попросил Диану де Пуатье, вдову Великого сенешаля Нормандии, немного «пообтесать» принца.

– Доверьтесь мне, я сделаю его своим рыцарем! – успокоила короля Диана.

И заодно сделала Генриха своим любовником, таким образов, «перевыполнив» свои обязательства. К тому времени дофин уже был женат на наследнице флорентийских банкиров Медичи. Долгое время у них не было детей, хотя в результате одной интрижки на стороне у Генриха родилась дочь, которую он, конечно же, назвал Дианой. Екатерине грозил развод, когда в дело решительно вмешалась любовница мужа:

– Вы должны чаще навещать дофину в её спальне!

– Но я люблю только Вас! – возразил Генрих, обняв её за талию.

– Не забывайте о своём долге! – одёрнула своего «ученика» Диана. – Ведь Франции нужны наследники!

Результат не заставил себя долго ждать: всего у Екатерины родилось десять детей.

Хотя свою жену дофин не любил, дети были его радостью. Он был добрым и любящим отцом. Играл с детьми и наблюдал за их играми, с гордостью следил за их достижениями. Екатерина тоже заботилась об их здоровье, обучении и воспитании. В свой черёд, мать внушала детям благоговение, уважение, они старались доставить ей удовольствие, но когда искали сердечного тепла, то обращались к отцу. Поэтому флорентийка страдала из-за невозможности стать ближе детям. Мешала этому любовница Генриха. Её кузен, Жан д’Юмьер, получил привилегию на управление детской в Сен-Жермене. Благодаря чему Диана играла самую активную роль в воспитании детей дофина и засыпала д’Юмьера, наперебой с Екатериной, письмами со своими рекомендациями.