Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов
Шрифт:
— И тут снаружи как раз стоит его «динамо», я правильно понял? — уточнил Райс.
Робинсон кивнул:
— Печально, правда? Но Эдисон был не единственным. Я слышал о многих изобретателях и инвесторах, возлагавших все свои надежды на электричество, но это было до того, как прометий действительно возобладал. Большинство из них со временем занялись промышленностью или торговлей. Я даже слышал, что один серб, кажется, начал писать дешевые романчики. — Он снова взглянул на покойника и скривился от этого ужасного зрелища. — Очевидно, Эдисон не сумел приспособиться. Это его в конечном итоге и погубило. Если не ошибаюсь, на теле видны все признаки поражения электричеством.
Один из охранников шагнул вперед, и
— Как это дина… динами… дина… Тьфу! Короче, как эти штуковины связаны с «Лазарем», со всей его лавочкой? Этот ваш Эдисон, он что, собирался воскрешать мертвых той электрической хреновиной?
— Если и собирался, — отозвался другой охранник из дальнего угла, — то, думаю, воскрешал их кусками.
И он продемонстрировал отрезанную руку, слишком большую для обезьяньей.
— Господи Иисусе! — выдохнул Райс и попятился.
Охранники стали перешептываться, и Шабан четко расслышал несколько упоминаний о «гробокопательстве» и «телах рабочих».
— Что?! — воскликнул Шабан, выступая из толпы и впервые демонстрируя свое присутствие. — Что вы говорили насчет могил рабочих?
Все уставились на него. Почти все заметили его впервые.
— Ты араб того еврея? — осведомился полковник, прищурившись.
Шабан с достоинством выпрямился.
— Я кабил, сэр, а не араб, — ответил он на безупречном британском английском, — но в настоящее время работаю на господина Блума, если вы это имели в виду. — Его опущенные вдоль боков руки сжались в кулаки, но он сумел изобразить внешнюю невозмутимость. — Так что здесь говорилось о раскапывании могил и о телах рабочих?
Райс взглянул на Робинсона, у которого был такой же озадаченный вид, что и у Шабана, потом снова на кабила.
— Эти сведения не для публичного разглашения, и если об этом пронюхают газеты, то я буду знать от кого. Но некоторые могилы к югу от парка были потревожены, а упокоенные в них тела исчезли.
— В их число входила могила алжирца, утонувшего в озере? — уточнил Шабан.
Райс пожал плечами.
— Насколько мне известно, обозначались лишь могилы христиан.
Шабан проигнорировал Райса и снова переключил внимание на бочки, откуда охранники продолжали извлекать части трупов. Среди них оказались кисти и ступни, нога, две руки, фрагменты черепов и даже целый торс. Шабан зарычал, оскалившись, повернулся и посмотрел на лежащего мертвеца.
— Моя бабушка всегда говорила, что не надо оплакивать тех, кто умер во время Рамадана, когда врата ада закрыты, а врата рая открыты. И, по–моему, несправедливо, что такой человек пройдет через райские врата, даже если он был убит.
— Погодите–ка, — возразил Райс, поднимая руки. — Здесь никто не говорил об убийстве.
— В самом деле? — спросил Робинсон, приподняв брови.
Райс жестко уставился на него.
— Вы ведь сами утверждали, что его убило электрическим током. И убило случайно?
Руки Робинсона затрепетали, как птицы в клетке.
— Возможно и такое, — признал он. — Но как вы объясните, — он показал на осколки стекла, разбросанные приборы, кровь и внутренности, — все это?
— Это, — невозмутимо произнес Райс, — может быть простым вандализмом. А вандализм — происшествие совершенно иного порядка важности по сравнению с убийством. Про убийство напишут все газеты страны, и возникнет риск отпугнуть платных посетителей выставки, если они будут думать, что убийца разгуливает на свободе. А еще с одной случайной смертью и проявлением вандализма мы справимся.
— Вы, конечно же, шутите, — возразил Шабан. — Неужели вы не заинтересованы в свершении правосудия?
Райс со злобой посмотрел на него.
— На юге наверняка есть кое–какая работа, с которой автоматы не справятся, парень. Так почему бы тебе не отправиться туда вместе со своими черномазыми и не принести хоть какую–то пользу?
Шабан рассвирепел. На юге Соединенных Штатов все еще оставались рабы, пока не замененные дешевыми автоматами. И то, что этот человек смог настолько легко отмахнуться от их продолжающихся страданий, да еще с таким бесцеремонным пренебрежением, заставило кровь Шабана вскипеть. На миг он едва не забыл о благополучии труппы, о которой поклялся заботиться, или о незнакомце, ищущем его защиты. Окажись он сам по себе и отвечая только за себя, Шабан не пожелал бы ничего иного, кроме сабли–флиссы в одной руке и пистолета «уэбли» в другой. Тогда бы он показал этим бледнокожим фиглярам, чего он стоит. Но он не был сам по себе и нес ответственность за множество душ, кроме собственной.
Собрав остатки сдержанности, Шабан направился к двери и вышел из этого дома ужасов.
Пока он возвращался к Мидуэю, на потемневшем небе уже показались звезды. Прометиевые фонари заливали парк мягким белым сиянием, благодаря которому выставку прозвали Белым Городом. Но какими бы чистыми ни смотрелись белые строения в прометиевом свете, Шабан знал, что это всего лишь штукатурка и доски, скрывающие под собой гниль и пустоту.
Конечно же, Райса и его оловянных солдатиков больше волновало их жалованье, чем справедливость, и они будут только рады представить убийство как несчастный случай, если это устроит совет директоров, вымарав тем самым все шансы на огласку и скандал. Тем не менее Шабана не покидала мысль о том, что правосудие, возможно, уже свершилось. Он вспомнил еще одно кабильское поверие, услышанное от бабушки: во время Рамадана по земле не бродят демоны, потому что бог заставляет их оставаться в аду в течение всего священного месяца. Увидев же, как выглядит тело мертвеца. Шабан усомнился, что какой–нибудь демон сумел бы изуродовать его сильнее.
Пройдя мимо конечной станции железной дороги, он вышел с территории парка через ворота на 64-й улице и направился на север по Айленд–авеню. Перед самым Мидуэем его внимание привлекло что–то яркое — пятно на тротуаре, отражающее свет прометиевых фонарей. Это оказался десятицентовый роман Мециана. Подняв, Шабан пролистал его на ходу, продолжая идти к алжирской концессии.
Текст оказался захватывающим, сюжет — невероятным, но все же в изображенном автором образе будущего — с электричеством и всеобщим равенством — нашлось нечто такое, что разбудило отклик в душе Шабана. И пусть этот Никола Тесла не дотягивал до Жюля Верна, он все же сумел напомнить Шабану то ощущение безграничных возможностей, которое тот испытывал, читая выпуски «Необыкновенных путешествий».
Прежде чем свернуть на Мидуэй, Шабан увидел рекламный листок на фонарном столбе, сообщающий о скором празднестве открытия Всемирной выставки. Список самых почетных гостей, кроме последнего живого родственника Христофора Колумба, герцога Верагуа, включал и восьмидесятилетнего Авраама Линкольна, бывшего президента Соединенных Штатов, которому предстояло разрезать ленточку во время открытия.
В голове Шабана все еще вертелись образы из «Дэна Фарадея», и он попытался вообразить мир, в котором Джеймс Кларк Росс так и не вернулся из южных морей со сломанным автоматом, Рингголд не открыл прометий, а современный мир ничего не узнал о забытой допотопной цивилизации. Наверное, в таком мире сейчас открывалась бы электрическая, а не прометиевая выставка, гвоздем которой стали бы динамо–машины Тома Эдисона. А вместо павильона автоматов появился бы другой, посвященный какой–нибудь иной отрасли, вроде металлообработки или горного дела. Но, опять–таки, если в том мире у армии США не оказалось бы прометиевых танков, то и восстание южан могло бы увенчаться успехом, а Союз мог бы расколоться из–за вопроса о рабстве. Вполне возможно, что и Всемирная выставка не состоялась бы.