Лучшая зарубежная научная фантастика: Сумерки богов
Шрифт:
Но что это?
Улица пуста. Повсюду валяются разбитые бутылки. Окна и двери соседних домов затворены ставнями и заперты, словно закрытые глаза. Сквозь шум дождя слышатся отдаленные крики. Откуда этот запах дыма?
Только теперь Абдул Карим вспоминает о том, что он услышал в доме Гангадьяра. Заперев за собой дверь, он пускается бежать с такой скоростью, на которую только способны стариковские ноги.
Рынок охвачен огнем. Над разгромленными прилавками вьется дым, и это несмотря на проливной дождь. На тротуаре — битые стекла,
Абдул Карим торопится пересечь улицу.
Дом Гангадьяра разрушен. Абдул Карим входит в открытую дверь, невидящими глазами смотрит на почерневшие стены. Мебели почти не осталось. Только шахматный столик стоит нетронутый в центре гостиной.
Абдул Карим в отчаянии обыскивает дом, впервые в жизни заходя во внутренние комнаты. Везде пусто, даже шторы сорваны с окон.
И ни души.
Он выбегает из дома. Семья жены Гангадьяра — он даже не знает их адреса. Как узнать, жив ли он?
В соседнем доме живет семья мусульман, с которыми Абдул Карим знаком лишь по встречам в мечети. Он барабанит в дверь. За ней слышится какое–то движение, в окне второго этажа шевелится занавеска — но никто не спешит ответить на его отчаянные мольбы. Наконец, совершенно потерянный, с израненными кулаками, он медленно поворачивает к дому, с ужасом озираясь по сторонам. Неужели это его город, его мир?
Аллах, Аллах! Почему Ты покинул меня?
Он созерцал сияющее мастерство Аллаха. Но зачем? Неужели все эти другие миры, другие вселенные были всего лишь сном?
Дождь припускает еще сильнее.
В канаве лицом вниз лежит человек. От дождя рубашка на спине намокла, и по ней течет кровь. Абдул Карим подходит ближе, чтобы понять, жив он или мертв, — это юноша, со спины похож на Рамдаса или Имрана, — и тут замечает сзади, в начале улицы, группу молодых людей. Быть может, там кто–то из его учеников — они могут помочь.
Они двигаются с пугающей уверенностью хищников. Теперь он замечает в их руках дубинки и камни.
Они надвигаются, словно цунами, словно удар грома, оставляя позади смерть и разрушение. Сквозь шум дождя слышны их выкрики.
Мужество покидает Абдула Карима. Он бежит к дому, заскакивает внутрь, запирает дверь на засов и закрывает ставни. Потом заходит к матери — она спит. Телефон не работает. Чечевичная похлебка на плите вся выкипела. Он выключает газ, снова идет к двери и прикладывает к ней ухо. Выглянуть из окна он не решается.
Слышно, как мимо пробегают те парни, которых он видел. Абдул Карим парализован страхом. Замерев, он пытается расслышать что–нибудь сквозь барабанную дробь дождя. Там, по ту сторону двери, кто–то стонет.
Абдул Карим открывает дверь. Улица пуста, только дождь льет как из ведра. А у его ног лежит тело молодой женщины.
Она открывает глаза. Ее одежда изорвана, длинные пряди волос, мокрые от дождя и крови, липнут к шее и плечам. Шаровары в крови, сотни ран и ушибов сочатся кровью по всему ее телу. Ее взгляд становится осмысленным.
— Господин учитель…
Абдул Карим в растерянности. Неужели они знакомы? Может, она когда–то у него училась?
Он быстрее втаскивает ее в дом и запирает дверь. Затем с некоторым трудом осторожно переносит на диван в гостиной, заливая пол ее кровью. Она кашляет.
— Дитя мое, кто это сделал? Подожди, я сейчас приведу врача…
— Не надо, — говорит она. — Слишком поздно.
Она хрипло дышит и кашляет снова. Темные глаза наполняются слезами.
— Господин учитель, прошу вас, позвольте мне умереть! Мой муж… и сын… Они не должны видеть меня такой. Им будет больно. Они захотят отомстить… Пожалуйста… перережьте мне вены…
Она поднимает запястья к его испуганному лицу, но он способен лишь сжать их своими трясущимися пальцами.
— Доченька, — говорит он и сам не знает, что ей сказать. Где сейчас в этом хаосе отыскать врача? Сумеет ли он сам перевязать ее раны? И пока он судорожно об этом думает, жизнь уходит из нее прямо на глазах. На диване уже целая лужа крови, она каплями стекает на пол. Похоже, резать ей вены уже не понадобится.
— Скажи, кто эти нелюди, кто это сделал?
— Не знаю, — шепчет она. — Я только на минуточку вышла из дома. Мои родные… не говорите им, господин учитель! Когда я умру, скажите им просто… что это случилось в тихом, спокойном месте…
— Дочка, как зовут твоего мужа?
Ее глаза вдруг широко распахиваются. Она смотрит на него и не видит, словно она уже там, в другом мире.
Он даже не знает, мусульманка она или индуистка. Если на лбу у нее и была красная точка, то ее давным–давно смыло дождем.
На пороге гостиной стоит его мать. С громким воплем она вдруг кидается к умирающей:
— Айша! Айша, жизнь моя!
По лицу Абдула Карима текут слезы. Он пытается образумить ее, говорит, что это не Айша, просто какая–то женщина, чье тело стало полем битвы для мужчин. В конце концов ему приходится просто взять старушку на руки — она стала такой хрупкой, что он боится ее сломать, — и осторожно отнести в постель, где она, свернувшись клубочком, всхлипывает и все зовет Айшу.
Когда он возвращается в гостиную, взгляд умирающей снова обращается к нему. Ее голос чуть громче шепота:
— Господин учитель, перережьте мне вены… Умоляю вас, именем Аллаха! Дайте мне умереть…
Затем ее глаза заволакивает пелена, и тело, вытянувшись, замирает.
В эту минуту время для Абдула Карима останавливается.
Потом он чувствует что–то знакомое и медленно поворачивается. Фаришта ждет.
Абдул Карим берет женщину на руки, неловко прикрыв ее полуобнаженное тело диванным покрывалом. В воздухе открывается дверь. Чуть покачнувшись от боли в коленях, он проходит сквозь дверь.