Лучшая зарубежная научная фантастика
Шрифт:
Дэниел закрыл глаза на эту бойню и полностью доверился времени и количествам. В конце концов, именно такую возможность и предоставил ему кристалл: когда все остальное потерпело неудачу, он мог отбросить всякие претензии на то, будто знает, как достичь цели, и просто испытывать одну случайную мутацию за другой.
Шли месяцы, посылая сотни миллионов голодающих племен в могилу. Но какой у него имелся выбор? Если он станет кормить этих существ молоком и медом, они останутся жирными и тупыми, пока сам Дэниел не умрет. Голод же не давал им покоя, заставлял искать и бороться, и хотя у любого человека-наблюдателя возникло бы искушение окрасить такое поведение в цвета собственной палитры
Они не равны людям. Пока.
А если у него сдадут нервы, то никогда и не будут.
Дэниелу приснилось, что он в Сапфире, но фитов вокруг нет. Перед ним стоит узкий черный монолит, из трещины на его гладкой обсидиановой поверхности сочится струйка гноя. Кто-то держит его запястье, пытаясь засунуть его руку в яму, источающую зловоние. Дэниел знает, что яма доверху наполнена тем, что он не хочет увидеть, и уж тем более прикоснуться.
Он метался на кровати, пока не проснулся, но ощущение давления на запястье осталось. Его создавали часы. Когда он прочел сообщение, всего одно слово, его желудок сжался. Люсьен не посмел бы будить его в такое время ради какого-нибудь рядового события.
Дэниел встал, оделся, потом долго сидел у себя в кабинете, потягивая кофе. Он сам не понимал, почему тянет с ответным звонком. Он ждал этого момента более двадцати лет, но он не станет вершиной его жизни. Будут еще тысячи новых вершин, и каждая вдвое величественнее предыдущей.
Он допил кофе и посидел еще немного, массируя виски, чтобы голова стала ясной. Он не собирался встречать новую эру с затуманенными глазами и сонным. Дэниел записывал не все свои звонки, но этот разговор он сохранит для истории.
— Люсьен, — произнес Дэниел. На экране появился улыбающийся Люсьен. — Успех?
— Они разговаривают.
— О чем?
— Пища, погода, секс, смерть. Прошлое, будущее. На любые темы. Болтают и болтают.
Люсьен переслал расшифровки по каналу данных, и Дэниел их внимательно прочитал. Лингвистическая программа не просто наблюдала за поведением фитов и соотносила его со звуками, которые те издавали, а заглядывала напрямую в их виртуальные мозги и отслеживала поток информации. Такая задача была далека от тривиальной, и не имелось гарантии, что эти переводы безупречны, но Дэниел не верил, что программа смогла бы изобрести полновесный язык и выдумать эти богатые, детальные разговоры.
Он последовательно изучил статистические сводки, технические обзоры лингвистической структуры и фрагменты миллионов разговоров, сохраненные программой. Пища, погода, смерть, секс. Как человеческие разговоры эти переводы выглядели бы совершенно банальными, но в контексте они были захватывающими. То были не «разговорные роботы», слепо бредущие по «цепочками Маркова» [60] и созданные, чтобы произвести впечатление на судей в тесте Тьюринга. [61] Фиты обсуждали темы, среди которых они действительно жили и умирали.
60
Цепи Маркова — последовательность каких-либо случайных событий, которые имеют определенное число исходов и характеризуются тем, что при фиксированном настоящем, будущее не будет зависеть от прошлого.
61
Тест Тьюринга — эмпирический тест, идея которого
Когда Дэниел вывел на экран страницу с темами разговоров в алфавитном порядке, его взгляд зацепился за единственное слово на букву «Г». Горе. Он активировал ссылку и несколько минут читал отрывки разговоров, иллюстрирующие появление концепции, следующей за смертью ребенка, родителя, друга.
Он потер глаза. Было три часа ночи, и все воспринималось с той отвратительной ясностью, которая приходит только по ночам. Дэниел повернулся к Люсьену:
— Больше никаких смертей.
— Босс? — изумился Люсьен.
— Я хочу сделать их бессмертными. Пусть они эволюционируют культурно, пусть их идеи живут и умирают. Пусть изменят свои мозги, раз они стали достаточно умными. Остальную свою анатомию они уже научились менять.
— И где мы их всех разместим?
— Мне по карману еще один кристалл. Может быть, и два.
— Этого надолго не хватит. При нынешней рождаемости…
— Придется резко снизить их плодовитость, практически до нуля. После этого, если они захотят плодиться снова, им придется как следует пошевелить мозгами.
Им понадобится узнать, как устроен внешний мир, и понять его чужую физику достаточно хорошо, чтобы разработать новый кристалл или другое оборудование, куда они смогут мигрировать.
— Но как мы их будем контролировать? — нахмурился Люсьен. — Как станем формировать? Если мы не сможем отбирать тех, кто нам нужен…
— Это решение не обсуждается, — тихо произнес Дэниел. Что бы о нем ни думала Джули Дехгани, он не был монстром. Если он верил, что эти существа такие же разумные, как и он, то он не станет убивать их, как скот — или стоять в стороне и дать им вымереть «естественным образом», — когда в его воле переписать правила, по которым живет этот мир.
— Мы будем формировать их через их мемы, — решил он. — Станем убивать плохие мемы, и поможем распространять те, успеху которых мы хотим помочь.
Однако ему придется держать фитов и их культуру железной хваткой, иначе он никогда не сможет им доверять. Если он не собирается в буквальном смысле разводитьих, отбирая по лояльности и благодарности, ему придется сделать такое с их идеями.
— Мы к такому не готовы, — сказал Люсьен. — Нам понадобятся новые программы, новые инструменты анализа и вмешательства.
Дэниел понял.
— Тогда останови время в Сапфире. Потом сообщи нашей команде, что у них есть восемнадцать месяцев на подготовку.
Дэниел продал свои акции в WiddulHands и ему изготовили еще два кристалла. Один предназначался для поддержания увеличившегося населения Сапфира, чтобы среди бессмертных фитов сохранялось как можно большее разнообразие. Второй обеспечивал работу новых программ — Люсьен назвал их «полиция мыслей» — необходимых для контроля поведения фитов. Если бы людям-наблюдателям пришлось отслеживать и формировать каждый шаг развивающейся культуры, это замедлило бы процесс до скорости ползущего ледника. Но все же полностью автоматизировать процесс было сложно, и Дэниел предпочел склониться в сторону осторожности — всякий раз, когда ситуация становилась излишне деликатной, полиция мыслей «замораживала» Сапфир и сообщала ему об этом.