Лучше, чем пираты
Шрифт:
Арест ее брата теперь тоже представал в ином свете. Он более не казался Вере недоразумением, вызванным нерадивостью военных моряков, которые не понимали, на свободу сына какого влиятельнейшего человека они покушаются. Становилось понятно, что акция вполне сознательная, укладывающаяся в логику действий новых советских властей, свалившихся на головы Дворжецким прямиком из 1957-го года. Хорошо еще, что хоть не из 1937-го, но тоже страшных, по сути, для нее и таких, как она.
И выхода из этой абсурдной ситуации не имелось, причем, в самом прямом смысле. Когда Вера попыталась выйти в коридор из каюты, чтобы подняться на верхнюю палубу, где она, обычно, в хорошую погоду проводила много часов у бассейна, периодически купаясь в нем, нежась на лежаке и наслаждаясь видами океана, прыщавый матрос запретил ей. А, когда она начала что-то говорить ему, пытаясь качать права, прыщавый парень в бескозырке, вооруженный автоматом, даже слушать не стал, а просто грубо втолкнул Веру обратно в каюту, пригрозив, что если она будет пытаться нарушить режим этого фактического домашнего ареста, то дверь в коридор и вовсе заблокируют снаружи. Мало того, пришел еще и Давыдов, отобрав все электронные устройства, а на крики и причитания Веры этот предатель лишь ухмылялся, приговаривая:
— А что вы хотите, Вера Семеновна, если власть поменялась обратно на советскую? Вот вы любили всю жизнь кататься за счет своего папочки, так теперь придется вам полюбить и саночки возить.
— Какие еще саночки, оборотень? Вот подожди, Генка, если весь этот идиотский эксперимент закончится, и мы вернемся в свое время, то ты у меня быстренько сядешь в тюрягу и оттуда уже не вылезешь, — пригрозила Вера больше по привычке всем угрожать связями своего отца, хотя уже прекрасно понимала, что ее угрозы теперь пустые.
День после шторма и перемещения во времени оказался для Анастасии Белецкой весьма непростым. Уже утро принесло сюрпризы, потому что главный на яхте, откомандированный с военного корабля офицер по фамилии Соловьев, потребовал сдать все электронные устройства, пригодные для коммуникации, добровольно. Иначе, как он сказал, начнут изымать принудительно, проводя обыски в каждой из кают не только экипажа, но и гостей. После того, как Вера взяла катер и съездила на берег без разрешения этого Соловьева, начался просто какой-то беспредел. Мало того, что повсюду выставили военных моряков с оружием, так еще и запретили выдавать гостям деликатесы, разносолы и выпивку. А этот Соловьев лично составил самое простое меню, состоящее только из супов, каш и чая с сухарями, которым теперь надлежало кормить гостей. На все возражения Белецкой, что так относиться к уважаемым людям нельзя, Соловьев сказал:
— Они более никакие не важные персоны, а самые обыкновенные тунеядцы, оказавшиеся на «Богине» пассажирами. И мы еще будем решать, как поступить с каждым из них. А пока пускай спасибо скажут, что мы их не выгоняем из самых лучших кают, да еще и продолжаем бесплатно кормить. Но, теперь их питание следует нормировать. Нам ресурсы поберечь нужно, в том числе и продовольственные. Предстоят непростые времена. А еще и туалеты в их каютах не мойте. Пусть приучаются самостоятельно ухаживать за собой. Нечего им у других на шее сидеть.
— Да что же это такое происходит? — удивилась Настя.
И Соловьев объяснил ей:
— Власть поменялась на советскую. И вы уже не обязаны обслуживать гражданских лиц, находящихся на борту этого корабля, именуемого теперь вспомогательным крейсером, по высшей категории. Достаточно кормить их три раза в день простой пищей.
— А с нами, с персоналом, что будет? — спросила Белецкая, захлопав ресницами от волнения.
Но, Соловьев улыбнулся ей, ответив успокоительным тоном:
— Ничего. Вам беспокоиться не о чем. Будете работать, как и работали. Вы же трудовые люди! А трудовые люди — это и есть опора советской власти.
Забот у стюардесс, сохранивших работоспособность, действительно, хватало. То, что отменилось множество дел, связанных с обслуживанием гостей, с лихвой перекрыли новые обязанности по уборке и обслуживанию плавучего госпиталя, в который, фактически, превратился корабль со вчерашнего вечера. Все утро Насте пришлось пробегать в темпе вальса. А уже после обеда на Анастасию налетели с претензиями ее же подчиненные Зоя и Лена, которые никак не могли понять, что же происходит на самом деле. Но, уговорить их успокоиться все-таки удалось.
А потом Белецкой пришлось самой помогать остальным стюардессам, оставшимся в строю, отмывать палубу на корме после того, как военные моряки забрали оттуда всех пиратских мертвецов, чтобы похоронить их на берегу. До этого, после перестрелки с пиратами, выход на корму перекрыли вооруженные матросы, никого туда не пуская, даже стюардесс. Но, когда туда пропустили читать молитвы английского священника с простреленной ногой, восседающего на электрической каталке, выданной ему доктором Квасницким, Анастасия поняла, что скоро пустят и их. К этому времени к Лене и Зое присоединилась Маша Дроздова, которой пираты накануне разбили в кровь лицо, и теперь она работала вся в синяках и ссадинах, заклеенных пластырями.
Вчетвером они гоняли швабрами воду, смывая за борт кровь, запекшуюся на палубе, а ароматный шампунь поглощал мерзкий запах, оставшийся после трупов, разогретых южным солнцем. Когда закончили уборку на корме, уже нужно было готовиться к ужину. Ведь теперь предстояло кормить и большой контингент раненых, многие из которых оставались лежачими. Из четырех яхтенных стюардесс, сильно пострадавших от рук пиратов, трое шли на поправку, отлеживаясь у себя в каютах, а одна девушка все еще находилась в реанимации в хирургическом отделении, в которое переоборудовали тренажерный зал, находящийся ближе к носу «Богини». Так что Насте Белецкой приходилось перераспределять всю работу между оставшейся половиной своего коллектива, что, конечно же, создавало очень серьезную нагрузку на девушек. И Настя, будучи ответственной по жизни, это хорошо понимала, стараясь взять как можно больше работы на себя, чтобы немного разгрузить остальных.
Пока они трудились изо всех сил, Лаура уже каким-то образом подружилась с этим самым Соловьевым и устроила большой концерт на военном корабле. И стюардессы, не прерывая работы, в полголоса сплетничали о ней, мол, эта хитрая певичка нигде не пропадет, везде пристроится. Но, девушки признавали, что поет Лаура все-таки неплохо. К вечеру Настя совсем вымоталась и хотела уже идти отдыхать, сделав за день все, что могла, когда внезапно снова загрохотали выстрелы. Только на этот раз стреляли с военного корабля, причем, из орудий.
Не только дед рассказывал о бледнолицых. Другие люди, приплывающие иногда с соседних островов, тоже говорили о их нападениях. А на большом острове не так и много лун назад даже происходила настоящая война с ними. Рассказывали, что там нескольких бледнолицых даже поубивали. Вот только неизвестно, было ли то правдой. Но, вождь Раце-Рах видел в подобных рассказах подтверждение своих мыслей о том, что бледнолицые — обыкновенные смертные люди, а совсем не боги. Думая об этом, он вел свою флотилию при лунном свете. Его люди умели ладить с водной стихией. Многие из воинов происходили из семей, где поколениями занимались рыболовством. И потому эти молодые крепкие парни, сыновья рыбаков, прекрасно могли перемещаться по воде даже в темноте. Тем более, при спокойной погоде, когда водный путь хорошо освещала луна, а цель их похода и вовсе сияла впереди ярчайшими золотистыми огнями.