Лучше, чем пираты
Шрифт:
А он уже попадал за решетку. И не один раз. Вот только всегда дело было по глупости. Когда был молодым, Боря оказывался в разных переделках нередко. Будучи мажором, сыном целого олигарха, он считал, что все ему позволено. Вот и попал в первый раз в 16 лет, когда гонял с какой-то шалавой по вечерней Москве без прав на скорости за двести по встречным полосам на отцовском красном «Мазератти», сбив в итоге насмерть какого-то старика и разбив дорогущий автомобиль. Отцу тогда стоило немало денег и нервов, чтобы отмазать сына. Но, за решеткой все-таки пришлось провести какое-то время. Потом однажды Борис попал в ночном клубе под облаву, где у него нашли кокаин. Тогда тоже он очутился в КПЗ, как распространитель, но выпустили быстро. А еще были несколько неприятных эпизодов с драками
Генка Давыдов тогда сразу понравился Борису тем, что он обладал теми качествами, которых у самого Бори никогда не имелось: храбростью, отменной реакцией и, вместе с тем, холодной сдержанностью, четкой рассудительностью, немногословностью и абсолютной способностью не только к самоконтролю, но и к контролю за всей окружающей обстановкой, даже если она совсем непростая и быстро меняющаяся. И надо же так было ошибиться в нем! Никогда бы раньше Борис не подумал, что человек, которого в последние годы даже считал другом, который вытаскивал Борю из самых опасных передряг, мог так подвести, предав в самый трудный момент! Но, все больше думая об этой ситуации, прокручивая ее в сотый раз в своей голове, Дворжецкий начинал понимать, что, на месте Гены, тоже, наверное, действовал бы подобным образом. Да и куда Гене было деваться, если он всего лишь наемный работник, а работодателя арестовали новые власти? Растратив уже силы для того, чтобы пытаться протестовать дальше, Борис просто сидел на своем рундуке в духоте и рассуждал обо всем этом, когда дверь открылась, и караульный объявил: «На выход! К вам сестра приехала».
Глава 23
Несмотря на жаркий день, на борту «Богини» ощущалась прохлада, потому что работали кондиционеры. Приняв душ, налив себе «Бэйлис» и устроившись с ногами на диване в своей просторной каюте с видом на красивый мыс, покрытый зеленью, Вера Дворжецкая обмозговывала ситуацию. Только что она наблюдала, как над этим мысом зависал вертолет, а после на флагштоке поднялся над самой высокой точкой красный флаг. Глядя на происходящее, Вера понимала, что красная власть наступает уже не только на кораблях, а и на берегу. И это заставляло ее еще раз обдумывать свое положение. Она уже даже не хотела рассуждать о том, кто же больше виноват в этой нелепой ситуации, советские моряки, английские пираты или негодяй Кардамонов, приняв неизбежное и почти смирившись. И наиболее важным для нее теперь становился вопрос: что делать дальше?
Она впервые оказалась в такой ситуации, когда никто из всех тех людей, которых она знала прежде, не был способен помочь ей. А это означало, что придется как-то выкручиваться самой. Но, что она могла без привычных связей и без денег? Понятно, что угрозами теперь уже ничего не добиться. Надо менять тактику, но каким образом? Впрочем, поразмыслив, она решила опробовать один древнейший чисто женский способ, который мог бы сработать. Во всяком случае, многие другие женщины, светские львицы, которые были Вере хорошо знакомы, умели пользоваться подобными манипуляциями виртуозно. Так чем же хуже она сама? Ведь она же еще и актриса, которая снималась в нескольких фильмах. И что ей терять, раз Мишка ее так нагло бросил? Да заодно она же еще и отомстит ему!
Решительно встав с дивана, Вера сбросила халатик и подошла к зеркальным раздвижным дверям шкафа-купе. Включив подсветку, она покрутилась в разные стороны, рассматривая себя со всех сторон. И, удовлетворенно хмыкнув, что вроде бы, даже не особенно потолстела за последнее время, она решилась попробовать. Снова надев халат и выглянув в коридор из каюты, Вера крикнула караульному матросу, стоящему с автоматом напротив:
— Позовите ко мне вашего главного, этого Соловьева. Скажите ему, что хочу сообщить наедине очень важные сведения и предоставить доказательства.
Абрам Альтман снова почувствовал запах денег. Но, на этот раз не тех бумажек и циферок в компьютерах, которые сделались бесполезными в 1579-м году, а настоящих денег, сделанных из золота и серебра. Абрам и сам не знал, как ему удалось так удачно снова взлететь на прежнюю высоту положения, в тот самый момент, когда уже думал, что падает вниз и вот-вот разобьется. Но, к счастью, этот Соловьев оказался все-таки не тупым солдафоном с одной извилиной в голове, натертой фуражкой. Нет, Соловьев был хитер не менее, чем сам Альтман. Потому, наверное, он и увидел сразу в нем родственную душу, назначив на важнейший государственный пост Председателя Государственного банка.
И Абрам, потирая руки, мысленно уже примеривал на себя корону непотопляемой Эльвиры. Да он даже находился еще и в лучшем положении, чем королева центробанка. Никаких тебе рамок, установленных МВФ, никаких замороженных активов, никаких государственных долгов, выплат бюджетникам и прочих обязательств! И никакой инфляции, потому что в новообразованном государстве СССР Юга даже товарно-денежных отношений еще не сложилось. Всю финансовую деятельность предстояло начинать с чистого листа. А это означало для финансиста почти полную свободу творчества. Вот только основы всего, денежной единицы, в нарождающемся государстве пока не имелось. Потому, едва вступив в должность и получив от Соловьева сведения об активах, Альтман, взяв бумагу и карандаш, начал разрабатывать дизайн основной платежной единицы: серебряного Южносоветского Рубля. А, начав чеканить монету, Альтман рассчитывал быстро создать товарно-денежные отношения на острове.
Конечно, финансист сразу же рассказал о своих ближайших планах особисту и теперь действовал только с его одобрения. Даже о том рассказал, что собирается развивать частное предпринимательство. И, к его удивлению, Соловьев не стал возражать, наоборот, поддержал, сказав, что помнит, что и при товарище Сталине развивались артели и кооперативы, да и понимает, что в сложившихся условиях придется проводить экономическую политику, вроде советского НЭПа. Но, Соловьев Альтмана сразу предупредил, что ничего не имеет против мелких лавочек, общепита и мастерских, но все крупные предприятия и недра останутся в собственности государства. И еще, оказывается, в этой новой реальности Госбанк будет подчиняться Госбезопасности. Хотя, пока все это, конечно, напоминало дележку шкуры неубитого медведя. О каких крупных предприятиях можно было говорить всерьез, если пока ни мелких, ни крупных просто не существовало, да и никакие недра нигде еще даже не разведали?
На Соловьева свалилось множество дел, но проигнорировать доклад, полученный по команде о том, что Вера Дворжецкая хочет сообщить ему лично какие-то важные сведения, да еще и предоставить некие доказательства, он, конечно, не мог. Надо было идти, пока эта взбалмошная бабенка не передумала. Как дочка хозяина яхты, она могла на самом деле знать что-нибудь важное. Например, про какую-нибудь скрытую систему самоликвидации судна.
Нельзя было полностью исключать, что имелось что-то подобное на случай захвата корабля посторонними. Хотя и Рашидов, и Самойлов уверяли, что ничего такого на «Богине» не предусматривалось конструкцией, но, кто знает, на что способны капиталисты, если у них отбирают собственность? Вдруг все-таки какая-нибудь встроенная система уничтожения, не заметная на первый взгляд, существует где-нибудь в потайном месте, вроде двойного дна? И, даже если до сих пор специалисты с эсминца, облазившие, вроде бы, каждый уголок на яхте, ничего не нашли, то это не значит, что можно полностью игнорировать возможность закладки взрывчатки где-нибудь на корабле заранее. Или же, например, замаскированную систему открытия каких-нибудь скрытых кингстонов.
Постучавшись в каюту, хотя он уже имел мастер-ключ и мог бы открыть любую дверь на «Богине», Соловьев дождался, когда женщина открыла ему. Все-таки не пристало советскому офицеру врываться к даме неожиданно. А вдруг, например, она там неодета? Но, Вера встретила его одетой, правда, в довольно легкомысленный розовый халат. Она, видимо, была немного навеселе, открыв дверь с пустым бокалом в руке, из которого только что выпила какой-то сладкий алкоголь, судя по запаху и немного осоловелому выражению ее лица.