Лучше не возвращаться
Шрифт:
— Поскольку ты здесь, — обратилась Зои к Кену, — так, может, посмотришь вечернюю уборку лошадей?
Любезное согласие Кена окончательно покорило Зои. Моя миссия по восстановлению порядка, казалось, была успешной. Так же, как и с Рассет. Мир был у наших ног.
— Давай, папа, — сказала Зои, помогая отцу подняться, — пора к лошадям.
Старик оказался физически куда крепче, чем я мог предположить. Коротышка на полусогнутых ногах, он шел с видимым нетерпением, не шатаясь и не сутулясь. Мы втроем
Эта пополнившаяся компания втиснулась в пыльный «Лендровер», стоявший у задней двери, и направилась к белой кирпичной конюшне, находившейся в четверти мили от дома. Из одноэтажного белого строения появился главный конюх и тоже присоединился к нам. Итак, впервые в жизни в качестве приглашенного я наблюдал ритуал британской вечерней уборки лошадей.
Все казалось довольно простым. Медленное продвижение от стойла к стойлу, короткая дискуссия между тренером, конюхом и главным конюхом о здоровье каждой лошади, поглаживание и морковка от тренера, иногда ощупывание тренерской рукой подозрительной лошадиной ноги. Кен обсуждал с Зои старые травмы, а старик Макинтош буквально извергал фонтаны инструкций главному конюху, которые были выслушаны с признательностью, но мне показались весьма противоречивыми.
По ходу дела я спросил у Зои, в каких стойлах были лошади с атропиновыми коликами.
— Редж, — обратилась она к главному конюху, — поговори с моим другом, ладно? Ответь на любой вопрос.
— На любой? — удивился конюх. Она кивнула:
— Да, ему можно доверять.
Редж, такой же маленький и проворный, как и Макинтош, подозрительно и изучающе взглянул на меня и, судя по всему, остался недоволен. «Уж его-то точка зрения никак не совпадает с моей», — подумал я.
Тем не менее я его спросил о стойлах. Он очень неохотно указал их мне: шестое и шестнадцатое. Номера были написаны черной краской на белой стене над дверьми каждого стойла. Больше никаких различий.
Реджу, который нес сумку с морковками и вручал их Зои и ее отцу в каждом стойле, не хотелось, чтобы я путался у него под ногами.
— Вы знаете кого-нибудь по имени Винн Лиз? — спросил я его.
— Нет, — ответил он, ни секунды не раздумывая. Но старик Макинтош, взяв морковку, тоже услышал вопрос, и его ответ был прямо противоположным.
— Винн Лиз? — весело взвизгнул он. — Он прибил мужику штаны прямо к яйцам! — Старик долго и натужно смеялся, слегка задыхаясь. — Строительным пистолетом, — добавил он.
Я мельком взглянул на Кена. У того отвисла челюсть. Он был шокирован.
— Папа, — машинально запротестовала Зои.
— Правда, — сказал ее отец. — Ты знаешь, что это правда. — Он тревожно вздрогнул, и воспоминания улетучились. — Мне, должно быть, что-то пригрезилось.
— Вы знаете его, сэр? — спросил я.
— Кого?
— Винна
Он взглянул на меня. Синие глаза сверкнули.
— Он уехал… Наверно, умер. Шестой — это Виндермэн.
— Пойдем, папа, — сказала Зои, направляясь вдоль стойл.
Шаловливо, будто рассказывая детский стишок, он говорил:
— Исправленное издание, Уишиуоши, Пенни-крэкер, Глу.
— Папа, это никому не интересно, — заметила Зои.
— А кто там идет после Глу? — лениво поинтересовался я.
— Фолди, Виндермэн, Кодак, Бой Блу.
Я широко улыбнулся. Он радостно засмеялся, польщенный.
— Так звали лошадей, которых он тренировал давным-давно, — пояснила Зои, — а сегодняшние имена он все забывает. — Она взяла его за руку: — Пошли, папа, конюхи ждут.
Он послушался, и мы подошли к лошади, которая, как заметила Зои, стала куда сильнее и выносливее после того, как ее обрезали. «Читай: кастрировали», — подумал я. Большинство лошадей-стиплеров были меринами.
— Это сделал Оливер Квинси, — сказала Зои. Кен кивнул:
— Да, он мастер по таким делам.
— Его выпускали несколько раз, он выиграл три или четыре забега. Папа его обожает.
— Оливер — хорошая компания, когда он выбирает, — безразлично заметил Кен.
— Оливер? — Спросил Макинтош. — Вы сказали Оливер?
— Да, сэр. Оливер Квинси.
— Он рассказал мне шутку. Я так смеялся. Но не могу ее вспомнить.
— Он большой шутник, — согласился Кен.
Шутка Оливера была бы неуместной для воскресного утра: «Каких четырех животных больше всего любит женщина?» Но моей матери она бы понравилась.
Мы подошли к последнему стойлу.
— Бедняга, — сказал Макинтош, скармливая морковку гнедой лошади с белой звездой во лбу, — как она, Редж?
— Неплохо, сэр.
— Она все еще бегает? — спросила Зои. Редж покачал головой:
— К субботе она будет в порядке.
— Как ее зовут? — спросил я. — Можно на нее поставить?
— Метрелла, — ответила Зои, — но лучше не надо. Ну что ж, Редж, спасибо. Это, пожалуй, все. Я подъеду позже.
Редж кивнул, и Зои потащила всех обратно к «Лендроверу», кроме собак, которые помчались домой на разных скоростях следом за машиной.
Зои сдержанно пригласила нас выпить и не огорчилась нашим отказом.
— Приходите еще, — тепло попрощался Макинтош.
— Спасибо, сэр, — поблагодарил Кен.
Я посмотрел на берег реки, на мельничное колесо вдалеке, на высохшую речку.
— Прекрасный дом, — сказал я, — обломок истории. Интересно, кто жил здесь раньше?
— Ему уже двести лет, и я не могу знать всех, — ответила Зои, — но папа купил его у семьи по фамилии Трэверс.
Кену хотелось поговорить не о Макинтошах, а о своей беседе со старшим полицейским офицером, которая прочно засела у него в мозгу. Мы еще некоторое время посидели в моей машине, и он рассказал о том, что произошло в офисе после моего ухода.