Лучше умереть!
Шрифт:
Люсьен был очень занят на заводе, ему даже некогда было повидаться с Этьеном и Жоржем. Без всякого энтузиазма он, преодолевая себя, продолжал играть навязанную ему художником роль.
А Этьен хотел во что бы то ни стало напасть на след Рауля Дюшмэна и госпожи Аманды. Памятуя о том, что сказала ему служанка в гостинице « Привал охотников», он решил, что будет ездить теперь в Буа-ле-Руа каждое воскресенье.
Вечером того дня, когда Жанна едва не погибла, Поль Арман
Это и в самом деле был Овид Соливо, приехавший доложить Полю новость. Днем он послал ему телеграмму, извещая, что будет на заводе вечером, в половине восьмого. Слушая рассказ о том, как было совершено преступление, Поль содрогался от ужаса. Тот факт, что вместе с Жанной раздавило еще и какого-то паренька, показался ему особенно чудовищным, и он сказал об этом «братцу».
— Досадно, согласен, — ответил Соливо. — Но нужно же было довести дело до конца…
— А ты хотя бы уверен в том, что Жанна и в самом деле умерла?
— Как она может быть жива, если на голову ей свалилась люлька весом в пятьсот или шестьсот килограммов? Я видел ее так же, как и тебя сейчас: она лежала на земле мертвая, с расколотым черепом. Ну же, приятель, не волнуйся ни о чем; теперь ты можешь спать спокойно, она не вернется с того света, как Люси… Что сделано, то сделано. Назад не поворотишь. И не будем больше об этом, поговорим лучше о деле…
— О каком еще деле?
— Но, черт возьми! О нашем, о моем — все едино. Я до сих пор вел себя как друг, как настоящий друг, нисколько не заботясь о себе; но после того, что я сделал нынче утром, пожалуй, пора завязывать. Все кончено! И с меня хватит! Хочу уехать из Парижа.
— Ты боишься?
— Не так чтобы уж очень: я ведь был предельно осторожен. Но никогда нельзя знать наверняка, что может случиться.
— Чего же ты опасаешься?
— Друг мой, нельзя быть таким наивным.
— По-моему, тебе абсолютно ничего не грозит, если на Жи-ле-Кер все было именно так, как ты мне только что рассказал.
— Ну, у меня такое сейчас настроение. Чего ты хочешь: я старею. Меня потянуло на тихую жизнь, а спокойно спать я теперь смогу лишь в какой-нибудь другой стране.
— И куда же ты собрался?
— Вернусь в Америку. Мне очень нравятся тамошние края. Я намерен отправиться в Буэнос-Айрес; мне очень расхвалили этот город.
— Ну хорошо! Ты и там будешь получать свою ренту.
Соливо скривился.
— Ну уж нет! — заявил он. — Во-первых, она несколько маловата! Аппетиты у меня куда больше. К тому же еще неизвестно, кто кого переживет! Предположим, ты сыграешь в ящик. И кто же в этом случае будет выплачивать мне ренту?
— Если в твоих руках окажется крупная сумма, ты растранжиришь ее за несколько месяцев, если не за несколько дней…
Овид издевательски поклонился и произнес:
— Премного благодарен за вашу заботу! Ей-богу, очень растроган! Может, еще опекуна мне назначишь, а, братец? И тем не менее я предпочитаю иметь капитал, а не ренту.
— Какую сумму ты требуешь?
— Сейчас я тебе скажу, и учти: это окончательное решение. Торговаться бесполезно. Я хочу пятьсот тысяч франков.
— Ты получишь эти деньги.
— Отлично! Ну что ж! Через неделю, в следующую субботу, я сяду на корабль в Гавре. А в четверг у нас будет прощальный ужин, и ты вручишь мне деньги.
— Тогда до четверга; заедешь за мной сюда.
Вдвоем они вышли с завода. Овид заметил проезжавший неподалеку фиакр. Он остановил его и велел отвезти их в Пале-Руайаль.
Дюшмэн, увидев, что Соливо останавливает фиакр, насторожился. Он легонько стукнул пару раз в стекло, отделявшее его от кучера; тот только того и ждал — карета тут же тронулась с места. Овид, садившийся в этот момент в фиакр, услышал цокот копыт и обернулся, но совершенно машинально — у него не возникло ни малейших подозрений.
Однако когда карета проехала метров пятьдесят, он опять обернулся и посмотрел в заднее окошечко.
Внезапно ему стало не по себе. Тот самый фиакр ехал за ними следом. Овид нахмурился. Потом, опустив переднее стекло, сказал кучеру:
— Сверните. Поезжайте налево, через Терн.
— Почему ты решил вдруг изменить маршрут? — спросил миллионер.
— Чуть погодя объясню.
Кучер послушно свернул на боковую улочку, и карета покатилась в направлении Терн. Овид Соливо приник к заднему стеклу. Фиакр с красными фонарями по-прежнему ехал следом, шагах в двадцати, строго соблюдая дистанцию.
— Ах, мерзавка! — сквозь зубы сказал Соливо.
— Но что случилось в конце-то концов? — прошептал Поль Арман; им овладело беспокойство.
— Случилось то, что за нами следят! Вот что случилось!
Миллионер смертельно побледнел.
— О! Успокойся! Ты тут ни при чем. Следят за мной; я даже знаю, кто.
— Знаешь?
— Одна женщина. Да, готов поставить сто тысяч франков против сорока су, что в той колымаге изволит разъезжать некая особа — весьма молодая и хорошенькая, но страшная плутовка…
— Что все это значит?
— Это значит, что Аманде Регами, которую я без лишних слов покинул в Буа-ле-Руа, взбрело в голову узнать, где я живу и кто такой на самом деле барон де Рэйсс. Но сегодня ей, увы, не суждено выяснить, где находится прибежище нашего славного Овида. Мы пустим ее сейчас по ложному следу; забавно получится…
Соливо внимательно изучал одежду своего спутника. На нем было светлое демисезонное пальто и обтянутый шелком цилиндр. А у Овида пальто было темном и круглая фетровая шляпа. Роста и сложения они были примерно одинакового.