Лучше умереть!
Шрифт:
— Ничего подобного! Совсем наоборот, мамаша Лизон. Вы знаете, как все мы любим и уважаем вас…
— Я знаю, что все эти добрые люди — мои друзья, — взволнованно перебила ее разносчица хлеба.
— И смело можете сказать, что не просто друзья, а самые настоящие! — подхватил Туранжо. — И если когда-нибудь кто-то вздумает портить вам жизнь, то, обещаю, ему ничего хорошего не светит!
— Мы все были страшно перепуганы, — продолжила хозяйка, — когда узнали о несчастном случае с вами; и тогда те добрые люди, что собираются здесь и хорошо знают вас, решили: раз уж сама судьба захотела, чтобы наша славная мамаша Лизон избежала подобной участи, ибо она такого и впрямь не заслуживает, нужно это дело отпраздновать и доказать ей, что мы тоже очень любим ее, — преподнести хороший букет и устроить веселый банкет. Вот так…
— О! Друзья мои… мои друзья… — начала было Жанна, но не смогла продолжить. От волнения у нее перехватило горло.
— Букет получите, когда начнется банкет, — ровно в полдень! И от имени всех, кто организовал это, заявляю: сегодня мы от всей души выпьем за ваше здоровье!
— А! Конечно же! Ах, ну конечно! — почти хором закричали булочники и разносчицы хлеба.
Клермонская беглянка упала в распростертые объятия хозяйки, а потом все бросились пожимать ей руки, обнимать и целовать. Жанна, запинаясь от волнения, повторяла:
— Спасибо, тысячу раз спасибо, от всей души спасибо, друзья. О! Я так счастлива! Спасибо! Спасибо!
Сердце ее просто разрывалось от счастья, и бедная женщина, почти забывшая, что такое радость, разрыдалась.
— Ну что вы, мамаша Лизон, — сказала хозяйка, — как можно плакать! Смеяться нужно, а не плакать! Гораздо веселее всем будет! Ну-ка, выпейте немножко черно-смородинной водочки, да за работу.
Жанна Фортье взяла протянутый ей стакан и чокнулась со всеми присутствующими.
— Ну, друзья, — сказала она, — встретимся ровно в полдень… И я очень постараюсь вести себя получше…
Потом, под дружное «ура» всех присутствующих, она вышла.
— А теперь, дети мои, — заявила хозяйка официантам и служанке, — рассиживаться нам больше некогда!
Все принялись за работу, и вскоре в обеденном зале был накрыт большой стол.
Радостный и свежевыбритый, Овид, напевая арию из оперетки, шел к « Привалу булочников». На улице Бо-Зар ему пришлось остановиться, чтобы пропустить спешившего куда-то извозчика. Карета быстро проехала. Овид не успел заметить, что в окне ее мелькнуло знакомое лицо; и не просто мелькнуло, а сильно изменилось при виде его. Дижонец, даже не обернувшись, двинулся дальше, и карета вдруг остановилась. Аманда, заметив Соливо, тотчас же приказала кучеру:
— Поворачивайте и езжайте шагом.
Высунувшись в окошко кареты, примерщица госпожи Огюстин внимательно посмотрела вслед прохожему.
— Я не ошиблась, — прошептала она, — это действительно он. Несмотря на то, что он сбрил усы и бакенбарды и оделся совсем по-другому, я сразу же узнала его…
Аманда не теряла из виду «барона де Рэйсса» — тот, ни о чем не подозревая, шел своей дорогой. Девушка увидела, как он вошел в ванную лавку, при которой был ресторанчик. Она вышла из кареты.
— Я. ухожу, — сказала она извозчику, вложив ему в ладонь монету в сто су и визитную карточку госпожи Огюстин, — ткани, что лежат в карете, отвезете по этому адресу. Если там спросят, почему меня нет, скажите, что мне пришлось отлучиться по срочному делу и я вернусь сразу же, как только освобожусь.
— Хорошо, дамочка,
Опустив на лицо густую вуалетку, Аманда направилась к « Привалу булочников».
Подходя к лавке, она взглянула внутрь через окна и увидела дверь, распахнутую в большой зал, в центре которого был накрыт огромный стол. Вокруг него сновали официанты; в глубине, возле плиты, стоял человек, в котором примерщица узнала барона де Рэйсса. Аманда решительно вошла в лавку и спросила хозяина:
— У вас есть отдельный кабинет?
— Да, вот дверь, там очень чисто.
— Я займу его, — сказала Аманда, — и будьте добры, принесите кусок мяса — холодного или горячего, все равно, — полбутылки белого вина и сельтерской.
— Сию минуту, сударыня, заходите…
Аманда проскользнула в кабинет.
«Отсюда я прекрасно смогу наблюдать за ним, — решила она, приподняв уголок шторки, — увижу, когда он соберется уходить, и отправлюсь за ним; хоть до самой ночи буду следить, но узнаю, где он живет…»
В этот момент через открытую форточку девушка очень четко услышала голоса, доносившиеся из обеденного зала. Удивившись, что слышно так хорошо, она прислушалась.
— Ну, бургундец наш дорогой, что вам подать на обед? — спросила хозяйка.
— Как обычно, мамаша… Тарелку супа, но не слишком густого; нужно, чтобы и для торжественного обеда место осталось!
— Вы обещали всех развеселить, — накрывая на стол, напомнила Марианна, служанка.
— И уверяю вас, что сдержу слово, вот увидите! А теперь скорей несите мой обед: я просто умираю с голоду… Где мне можно сесть?
— В глубине зала. Там оставили несколько столиков для случайных посетителей. Идите садитесь, я сейчас все принесу.
Овид прошел к одному из столиков, стоявших возле застекленной перегородки. Если у Аманды и оставались какие-то сомнения, что человек, за которым она следила, и в самом деле «барон де Рэйсс», то его голос их окончательно развеял. Марианна принесла тарелку супа и принялась накрывать на стол.
— Вот вам для начала, — сказала она. — Сейчас принесу хлеб, сыр и вино.
— Да, голубушка, и поскорей; мне нужно вам кое-что показать.
Аманда, устроившись возле форточки, четко слышала каждое слово. Вернулась Марианна и поставила на стол все, что обещала.
— Ну вот, — сказала она, — и что же вы собираетесь мне показать?
— Ах, какие мы любопытные! Не терпится все узнать поскорей! Ну что ж, сейчас увидите…
Овид достал две небольшие коробочки, обтянутые сафьяном, — красную и черную. Сначала он открыл красную. На голубой бархатной подкладке сверкала пара сережек.