Лучше умереть!
Шрифт:
— Похоже, ему совсем плохо, — заметила Марианна, глядя на него с глубочайшим отвращением.
— Главное, — сказал один из полицейских, — чтобы этот человек смог повторить то, что мы все только что слышали, следователю… Врача… Врача, скорее.
Но припадок вдруг кончился; тело уже не билось в конвульсиях, и Овид, похоже, уснул. Один из агентов пошел за извозчиком, и безжизненно распростертое на полу тело подняли и отнесли в карету. Кучеру велели ехать в префектуру полиций.
Как только они уехали, Марианна бросилась в кабинет, где ужинала Аманда. В кабинете никого не было. Примерщица госпожи Опостин исчезла, оставив на столе пять франков за еду. Она убежала, спеша сообщить Этьену Кастелю о том, что здесь произошло; однако дома его не оказалось. Она отправилась к себе, решив дождаться Рауля Дюшмэна и все обсудить с ним.
Было около семи вечера, когда рассыльный принес ей записку от Рауля. Разорвав конверт, она лихорадочно прочитала:
« Не беспокойся, если меня долго не будет. Может быть, я вернусь лишь к утру. Мы сели на хвост Полю Арману. Сам того не зная, он выведет нас на жилище Соливо. Как только я узнаю, где это, сразу же постараюсь завладеть интересующими нас бумагами.
Рауль».
Несколько успокоенная, до смерти усталая, Аманда легла в постель, но так и не смогла уснуть: ее буквально трясло от желания узнать, чем же все это кончится.
В ресторане в отдельном кабинете, где устроились Поль Арман, Люсьен Лабру и Этьен Кастель, ровно в половине девятого миллионер поднялся.
— Дорогой господин Кастель, — сказал он, — весьма огорчен, что мне приходится уходить столь рано, но дело есть дело…
— Мы огорчены не меньше, а может быть, даже больше, чем вы, дорогой господин Арман, — ответил художник. — Однако не смеем вас задерживать.
Поль пожал руку Люсьену, затем — Этьену и, выйдя из ресторана, зашагал в направлении улицы Ром. Не успел он пройти и двадцати шагов, как появился Рауль Дюшмэн и пустился вслед за ним. Этьен с Люсьеном вышли и остановились, закуривая сигары.
— Видите того молодого человека, что идет вслед за Полем Арманом, дорогой Люсьен? — произнес художник.
— Вижу.
— Ну так вот, мальчик мой, может быть, завтра утром он придет ко мне и скажет, что настоящий убийца вашего отца отныне в наших руках…
— Что вы такое говорите? — ошеломленно воскликнул Люсьен, не веря своим ушам.
— Я напал на след; повторяю: может быть, уже завтра утром я смогу вам сказать: Отныне ничто не препятствует вашей любви, и вы можете жениться на Люси Фортье.
— О! Сударь… сударь… — с трудом проговорил Люсьен, сжимая руки Этьена; он был страшно взволнован. — Дай Бог, чтобы вы не ошиблись!… Расскажите же мне…
— В данный момент я ничего больше сказать не могу, и не спрашивайте меня ни о чем, все равно не отвечу. Раскурите лучше свою сигару, а то она потухла, и пойдемте-ка выпьем по чашечке кофе в кафе « Де ля Пэ».
Агенты полиции доставили Овида Соливо в тюрьму предварительного заключения, где его временно поместили в лазарет, в отдельную палату. Он все еще спал. По приказу начальника полиции возле его кровати дежурил охранник. Лишь в девять вечера Соливо потянулся, открыл глаза, сел и огляделся. В слабом свете газового рожка комнатушку, в которой он лежал, было трудно разглядеть. И тут он увидел сидевшего возле кровати охранника — тот с любопытством наблюдал за ним. Овид провел рукой по лбу.
— Вот тебе раз! Где я? — машинально проговорил он, отнюдь не будучи уверен в том, что все это ему не снится.
— В лазарете тюрьмы предварительного заключения префектуры полиции, — ответил охранник.
Соливо, внезапно охваченный ужасом, содрогнулся всем телом и спрыгнул с кровати, на которую его положили прямо в одежде.
— В тюремном лазарете! — бледный и дрожащий, повторил он. — И давно я здесь?
— Часов с пяти вечера. Вы были без сознания, когда вас принесли.
Овид решительно ничего не помнил. С убитым видом он тяжело рухнул на кровать, обхватив голову руками, и изо всех сил стал рыться в памяти. И вдруг издал яростный вопль: ему все стало ясно.
— Теперь понятно! — пробормотал он себе под нос. — Марианна ошиблась… И налила дьявольского зелья мне! Я пропал! Тысяча чертей! Мой собственное оружие обернулось против меня!
Именно в этот момент в замочной скважине повернулся ключ. Дверь отворилась. На пороге стояли охранник и трое жандармов.
— Идемте, — сказал охранник Овиду.
Всякая попытка сопротивления была явно обречена на провал, и дижонец вынужден был повиноваться. Уже через несколько минут он оказался в кабинете начальника полиции, где его дожидались следователь с секретарем и те двое агентов, что присутствовали на банкете.
Следователь, получивший уже от начальника. полиции все необходимые материалы, начал допрос.
— Ваше имя?
— Пьер Лебрен…
— Вы лжете! — сказал следователь, глядя ему прямо в глаза.
Тут в дижонце окончательно проснулось все его многолетнее преступное прошлое, возвращая былую бесшабашную наглость.
— Ну раз уж вы лучше меня знаете, как меня зовут, — почти дерзким тоном заявил он, — то зачем же спрашиваете?
— Вас зовут Овид Соливо.
— Ну, если вам так угодно, то, Боже мой, я нисколько не против.
Следователь с трудом сдержал нараставшее раздражение.
— Не стоит усугублять свое положение столь глупой бравадой, — ровным голосом произнес он. — Если вы не станете отвечать на мои вопросы, на них ответит ваш двоюродный брат, Поль Арман…