Лучше. Книга-мотиватор для тех, кто ждал волшебного пинка от Вселенной
Шрифт:
Честно говоря, Гера была прокуренная насмерть, нагловатая, слегка хамовитая геранька. Дрянная девчонка. Вся в хозяйку. Подруга, откровенно говоря, сама далеко не ангел. Ходячая провокация, протест и эпатаж. Ее портрет вполне мог бы висеть в институте благородных девиц как визуализация того, что может быть с девушкой, не получившей хорошего образования.
Но плохие
Самая страшная ее история – о том, как она родила мертвого мальчика от плохого человека. О том, что человек плохой, она узнала в разгар беременности. До этого момента она его сильно любила. И прощала ему все: жену, долги и отсутствие мужских поступков. А потом он сделал подлость. Еще более сильную подлость, чем заделать ребенка другой женщине при живой и здоровой жене. Он на автомобиле сбил человека и попытался уйти от ответственности. Человек остался жив, но жил теперь в инвалидной коляске и страстно хотел получить компенсацию за то, что кто-то резко и бесповоротно в один момент в один удар ограничил его возможности.
А плохой человек не хотел платить. Он сказал подруге про выжившего инвалида: «Лучше бы он умер», – и в этот момент сам умер для подруги. Она поняла, что отец ее ребенка – плохой человек. Такой папа ее сыну не нужен. Чему он сможет его научить? Быть плохим человеком? Подлецом?
Подруга сильно переживала. Стала курить, хотя уже 7 месяцев держалась, с момента, когда узнала о беременности. Ребенок отчаянно дрался с ней изнутри. Если бы он был жив, он был бы вылитая мать. Возможно, он испугался этой перспективы и покончил с собой. Повесился на пуповине. И врачи не смогли ничего сделать.
Из роддома подруга ехала на машине сама. За рулем. Одна. На заднем сиденье лежало голубое одеяльце-конвертик. Нераспечатанное.
Подруга никого не хотела видеть. И вдруг ее остановил полицейский и спросил: «Куда несетесь? Нарушаем, гражданочка?»
А у подруги пришло молоко. Груди болели и сочились никому не нужным жирным молозивом. Она, потерянная, ответила, что ей срочно нужно домой, она больна. Но инспектор не поверил: она говорила заторможенно, и он решил, что она пьяна. Подруга разъярилась. Ей было плохо, а этот полицейский, сам того не желая, сделал ей еще хуже. Хотя, казалось бы, куда еще хуже?
Было лето, на подруге было легкое платье. Она достала набухшую грудь из лифчика, навела боеголовку на цель и брызнула молоком в не ожидавшего такого подвоха инспектора. А потом села за руль и уехала. И никто не гнался за ней с мигалкой. Сюр, скажете вы, и будете правы. Но в этом вся она.
Бог дал ей стартовый капитал в виде внешности, но она обналичила его по самому невыгодному курсу. Пышные кучерявые волосы ловила в безликий хвост, чистое девичье лицо прятала за вульгарным макияжем, носила юбки чуть ниже колена, визуально обрезающие ее длинные ноги вдвое. Протестовала. «Мне ничего от тебя не надо!» – как бы говорила она Богу. Она была обижена на него за свою объективно тяжелую судьбу.
Мне хотелось помочь. Подправить очевидные ляпы. Как-то раз я подарила ей фактурное платье в пол, призванное подчеркнуть стройную талию, высокую грудь и удачный рост. Под него полагались каблуки. Подруга хмыкнула и отказалась принимать подарок.
– Я – это не моя внешность, – пояснила подруга. – Ты хочешь слепить из меня куклу, а я хочу, чтобы я ни у кого не вызывала таких ассоциаций.
– Одежда и внешний вид – это коммуникация. А что своим внешним видом говоришь миру ты? Что ты фрик? Ну да. Зато не кукла…
Подруга задумчиво курила в герань, платье взяла, но никогда его не носила. Такая вежливая форма «отвали». Наконец, Бог, видимо, раскаялся и послал плохой подруге хорошего парня. Почти идеального. Спортсмен. Бизнесмен. Педант. Образцовый папа (есть сын от первого брака). Подруга решила, что это ее шанс кардинально изменить жизнь. Ремонт – это часть перемен. Она отремонтировала квартиру, образ жизни и внешность. Выбросила старую мебель и тяжелые воспоминания. Бросила курить. Когда она открыла мне дверь, на ней было мое фактурное платье в пол. Очень красиво и непривычно.
Я вхожу в новую квартиру, трепетно обнимая вазон. Квартира будто стоит по стойке смирно. Все строго, как по линейке. Мебель, как тетрис, расставлена функционально. Все во все задвигается, все отовсюду достается. На окнах жалюзи. Строгие параллельные прямые. На стенах какие-то стальные трубы в качестве декора. Как будто подруга перепутала и полотенцесушители в комнате повесила. И зеркала, зеркала… Королевство кривых.
Подруга говорит, что они визуально расширяют пространство. Я вижу, что это так, но не понимаю зачем. Зачем обманывать себя и думать, что ты живешь в большой квартире, если ты живешь в маленькой? Чтобы уходить в бесконечный коридор и натыкаться носом на холодное стекло?
Я ловлю внутри себя стойкое «не нравится» и безуспешно пытаюсь его сформулировать, чтобы задушить. Захожу на кухню. Вижу пустой подоконник.
– А где Гера? – спрашиваю я.
– Как же вы все достали меня с этой Герой, – с раздражением говорит подруга. – Гера засохла во время ремонта. От пыли.
Я понимаю, что все, кто был здесь до меня, искали Геру. И расстраивались, не найдя. Мне тоже становится грустно. Гера задохнулась от свежего воздуха. Она умела быть прокуренной, дрянной геранькой, а красивым домашним цветком с регулярным поливом и прозрачными дренажными камушками – не умела.
Гера цвела только в кухне-курилке, купаясь в интимной романтике задымленных девичьих разговоров, настоянных на бутылочке хорошего болтливого вина.
А в операционной цветы не цветут, а здесь теперь именно она. Дистиллированный новый парень подруги поселил ее в свой стерильный мир. Но нельзя все время жить в операционной. Рано или поздно захочется перевернуть урну, бросить носки посреди комнаты, повесить платье на спинку стула.
Главный недостаток идеальных партнеров – их идеальность, на фоне которой наши грехи гротескно выпячивают свои горбатые головы. И спустя время хочется разбить бутылку о голову своего идеального мужа и с полной ответственностью сесть в тюрьму, считая это наказание вполне заслуженным.