Лучшее (сборник)
Шрифт:
«Меня никуда никогда не позовут, – сказал он еще в самом первом интервью. – Ни в Кремле, ни на центральных каналах мне не быть. Они меня считают матерщинником. Почему? Если я знаю кучу матерных анекдотов, почему они думают, что я не запоминаю те, что без мата?!»
В свое время он выбрал фольклорный жанр, потому что с этим никто не работал; потому что тема была ему интересна; интересна она была и публике. Но, как я написала в самом начале, такие шоу происходили только в ночных клубах и на закрытых вечеринках, где посетители были предупреждены. Сейчас же подобный юмор есть даже на ТВ! Но Роман, как первопроходец, пострадал за всех. Ему приклеили ярлык и не хотели видеть его другим. От отчаяния в какой-то момент его спасла вера. Он пожаловался Ифраху, что
Путешествия
– Мама-а! – опять начинает Роман, развалившись в кресле самолета.
– …Купи мне мишку!!! – весело подхватывают двести пятьдесят пассажиров самолета.
…Татьяна Витько, бизнес-леди, к которой обращен этот хор голосов, в панике хватается за голову. Вместе с Трахтенбергом они возвращаются из поездки в Японию. Отдыхали большой компанией, Рома увидел, как один из мужчин купил своей девушке в подарок игрушку-медведя, и заявил, что хочет такого же.
– Мама, купи мне мишку, – шутливо потребовал он. – Когда купишь?
Шутка неожиданно прижилась, и всю поездку он доставал Таню с покупкой медвежонка. Он звал ее мамой, хотя был старше. Может, потому, что она была еще и его работодателем: Таня – хозяйка фестиваля «Валенки на снегу», проводимого на Рублевке. Рома там ежегодно работал Дедом Морозом, а в итоге… оказался другом семьи. Не просто другом: вместе они объехали много стран. Рома жаждал увидеть как можно больше, еще в молодости путешествовал автостопом, а уж когда появились деньги, желание посмотреть мир только усилилось… Обычно Таня брала своих детей, Рома брал сына Льва– Давида, и большой компанией они отправлялись на отдых.
«С ним очень удобно было, – вспоминает Таня. – Он всю поездку заранее продумывал, где и что мы должны посмотреть. Гиды чувствовали себя двоечниками рядом с ним. Может, поэтому они старались удивить, чем могли. Однажды в Дамаске гид нам заявил, что у них на рынке можно трюфеля купить по сто долларов за килограмм, а если поторговаться, то и за тридцать! Трюфеля стоят тысячи долларов за килограмм, и потому муж мой, который в той поездке был с нами, заявил, что это полная чушь. Однако мы его уломали. И вот на жаре, спустя два часа шатаний по какому-то грязному цыганскому рынку, мы набрели на что-то, похожее на трюфеля. «Ты, мать, их попробуй, а то я вкуса не помню», – предложил Рома.
Я кусаю, их можно есть сырыми, но вкус непонятный. Все же мы их купили. А вскоре мне стало плохо. Может, грибы и настоящие, да рынок был очень грязный. Рома наливает мне стакан виски и говорит, чтобы выпила залпом. Вечер для меня был окончен, однако виски вылечило. С утра трюфеля стали скользкие, но мы их помыли и… забрали с собой в Москву, где я бросила грибы в морозилку и забыла про них. Рома вспомнил о трюфелях спустя год, позвонил и предложил… выбросить. «Все твоя еврейская жадность! – сказала я. – Это же надо было обойти весь рынок, купить, отравиться, привезти их в Москву, а через год решиться наконец выкинуть!»
…Мы обычно дружили с гидами, обменивались телефонами, приглашали в гости, но никто не предполагал всерьез, что какой-нибудь бедный араб приедет в Москву. И все же однажды Роме позвонил один гид-сириец, сказал, что год назад показывал нам достопримечательности и мы его приглашали к себе. Так вот он в Москве, у него день свободен, и он готов прийти в гости. Рома в изумлении позвонил мне: что делать? Мой муж сказал, что ни в коем случае нельзя пускать домой совершенно незнакомого человека. Однако Рома все же пригласил того гида, накормил его…
Еще из каждого путешествия Рома привозил уникальный сувенир. Он специально оставлял время, чтобы разыскать что-нибудь такое, что только в данной стране делают. И любил поесть местную еду в каждой стране. Как правило, в красивом респектабельном месте, но мог изменить себе. Однажды мы вдвоем ушли с официального приема и отправились гулять по ночному Берлину. Во втором часу ночи нам захотелось есть, мы нашли какую-то забегаловку, типа привокзальной столовой для бомжей. Нам дали одну салфетку на двоих, кетчуп вываливался из булочки, а окружающие глазели на нас, как на инопланетян. Он тогда был в строгом костюме, я в вечернем платье, бриллиантах… «Теперь осталось еще заночевать в трубе, – предложил Рома. – Я в юности так спал. Там тепло и сухо».
Тогда родилась идея вспомнить молодость и отправиться по Германии австостопом. Деньги с собой взять, но не тратить их. Решили попробовать снова стать студентами, есть в супермаркетах незаметно от охраны, ночевать под мостом. Супруг мой покатывался от смеха над нашими планами, но нам даже представлять, как сложится подобное путешествие, доставляло удовольствие. Жаль, что идея не осуществилась, как и идея съездить в Антарктиду…»
Театр
– Я хочу умереть на сцене! – твердил Роман во время своего последнего эфира на радио, еще не зная, что жить ему остается пару часов…
– Ну, хватит уже, что ты все о смерти заладил, – просила Лена Батинова, которая вела с ним передачу.
– У меня завтра спектакль! – повторял он. – Красиво было бы выйти на сцену и умереть…
В тот вечер он должен был ехать в Санкт-Петербург, где участвовал в спектакле «Уикенд по-французски». Ради театра Рома мотался между двумя городами. Возможно, именно ради театра он в тот вечер отказывался уезжать на «скорой». Его повезли в больницу, когда ему стало совсем плохо, на свой субботний спектакль Роман так и не попал… Тот был посвящен его памяти.
«Мне в пятницу позвонил продюсер, сообщил, что все билеты проданы, – вспоминает партнерша Романа по спектаклю народная артистка России Ирина Мазуркевич. – Сказал, что с Романом созвонился, тот приедет, хотя голос у Ромы какой-то печальный… Сейчас странным кажется, но вначале я была против того, чтобы Рома играл. Наш спектакль шел уже почти три года, и тут режиссер сказал, что решил ввести нового артиста и что это будет Трахтенберг. Но он ведь не драматический актер, он эстрадник, а они все самодостаточны – принимайте меня таким, какой я есть!…И вот он начал приезжать на репетиции, летал из Москвы, но всегда появлялся вовремя. Сначала репетировал с другими артистами, а я сидела в зале, смотрела на происходящее и думала, что ничем хорошим это не кончится. Он видел мое скорбное лицо, я видела, что партнеры ему помочь не могут и мои худшие подозрения оправдываются. Потом поняла: деваться некуда, и пошла знакомиться. „А давай на „ты“!“ – сразу предложил он. „Я не обещаю сразу. Не потому что меня нельзя на „ты“, я сама не могу сразу на „ты““….После репетиции Рома у девочек спросил, сколько мне лет, удивился и стал звать по имени-отчеству. А меня удивило, что он оказался очень умным человеком. Среди артистов такое встречается очень редко. Оказалось, что он много ходит по театрам, много видит, в Питере ходит даже по студенческим и молодежным театрам. Сказал, что видел одного коллегу в спектакле, в который тот ввелся. Все вокруг были нормальные, а тот совершенно беспомощный. Рома сказал: „Я не хочу позориться. Пока не будет все хорошо, не выйду на сцену!“ Поэтому он слушал советы, ему можно было делать замечания. Он говорил: „Так ты, барин, покажи, а мы переймем!“ И у него все начало получаться, и было видно, что работа доставляет ему удовольствие.