Лучшее (сборник)
Шрифт:
…А кстати: у баб те же проблемы. Они точно такие же дети в кондитерском отделе. Честное слово.
Девочка плачет,
Что делать – не знает:
Одного члена мало,
А два не влезает.
У меня свой клуб, где есть стриптиз. По долгу службы и из чисто мужского любопытства я ежедневно общаюсь с танцовщицами. Так что эту общечеловеческую драму я вижу и с женской стороны. И даже регулярно пытаюсь предостеречь девиц, предупреждаю, где они могут проколоться: «Самое главное – это семья, дуры!»…Без толку. Ведь они уверены, что с этим парнем заводить детей не стоит; ведь, может быть, именно сегодня появится настоящий принц, завтра – второй, послезавтра – третий. Потом на нее позарится миллиардер, и она, наконец-то, выйдет замуж. Не тут-то было. Послепослезавтра мне приходится говорить: «Все, Деточка. Ты уже старуха. То, что ты не замужем, – проблема твоя, а вот то, что при взгляде на тебя, танцующую, создается впечатление, что ты разлагаешься прямо на сцене, и от тебя отваливаются куски мяса, – моя. Ты уволена. Прощай!»
Баба, у которой отнимают последний шанс, – странное создание: она и беззащитна, как ребенок, которого почему-то выставляют из магазина, и опасна, как пожилая ядовитая кобра.
…Кстати, почему бы мне не начать непосредственно с женского вероломства?
Хочу! Хочу! Хочу!.
Учитель кладет на стол кирпич и спрашивает:
– Дети, о чем вы думаете, глядя на этот кирпич?
– Как много больниц можно построить из этого кирпича!
– Как много школ и детских садов!
– О бабах!
– Вовочка, ну какая же связь между кирпичом и бабами?!
– Никакой! Я всегда о них думаю.
То, что бабы могут быть коварными и кого-то подставлять вместо себя, я понял в четырнадцатилетием возрасте.
«Ну Ромка, ну че ты к нам пристаешь!» – жеманно вопили одноклассницы, отбиваясь от моих нахальных приставаний. Хотя, прошу заметить, приставания эти происходили всегда в доме моих родителей, куда девочки сами же и напрашивались. Привлекал их, правда, не столько я, сколько наш холодильник, где стояли разные деликатесы, приносимые моей матушкой-стоматологом с работы. Девчонки пожирали сгущенку и конфеты, которые в те времена были жутким дефицитом (о чем я по наивности даже не подозревал), и за это терпели то, что я, пользуясь случаем, хватал их за грудь. А может, им это и нравилось? По крайней мере они не выказывали особого неудовольствия. Даже напротив: разгоряченной толпой мы носились по комнатам, сбивая с кроватей покрывала и скатерти со столов.
«Ну Ромка, а знаешь, че мы тебе скажем? – однажды хитро сообщили девочки. – Приставал бы к Наташке. Это которая в соседнем подъезде живет. Она на год нас старше. Наташка же всем дает».
…Сейчас я понимаю, что девчонкам просто не хотелось упускать возможность безнаказанно являться в гости ко мне и холодильнику. Потому что им, подрастающим женщинам, хотелось, чтобы сгущенка у них была, а им бы за это ничего не было! Наташку они, не сговариваясь, подставили. Девочка эта была глупенькая, хоть и старше нас. Она уже подрабатывала кассиршей в магазине и училась в вечерней школе, так как семья у нее была небогатая. И вряд ли Наташка всем давала в силу возрастных причин… Время тогда было другое.
Но заявление своих одноклассниц я принял за чистую монету.
Тем более что вообще фраза «Наташка всем дает» может любого четырнадцатилетнего мальчика выбить из колеи! Ясно, что вскоре ни о чем другом я думать не мог. И разрабатывал план, чем завлечь Наташку. То обещал ей хорошую музыку, но музыкой она не особо интересовалась.
– А у меня концерт Райкина на кассете есть, – сообщил я, следя за реакцией.
Это ее заинтриговало. Концерт Аркадия Исааковича я записал на спектакле. Но переписывать его на другие носители при тогдашней технике был сущий геморрой. Впрочем, этот подвиг я совершил. Чего только не сделаешь, раз «Наташка всем дает!». Да-ааа, все-таки это магическая формула.
…Но и после этого Наташка заявила, что ей со мной все равно некогда общаться. Ей надо реферат писать. По «Малой земле» Брежнева.
– Я помогу! – завопил я.
Писать его я, конечно, не собирался, сославшись на то, что все должно быть написано ее почерком. Но я свершил «огромный труд», подчеркнув в книге все важные места, которые «всего лишь надо было тупо перенести на бумагу».
И снова примчался к Наташке.
– Вот смотри, все сделал! Тебе только переписать. Ну а давай ты мне за это…
И неожиданно для себя я с ужасом понял, что попросить главное не успеваю. Через час начиналось собеседование в техникуме.
В училища и разного рода техникумы тогда собрались поступать многие ребята после восьмого класса. И я в том числе. Ведь, во-первых, там платили стипендию. А деньги в кармане прибавляли возраст и «вес». Да и при знакомствах на улице с бабами говорить, что ты школьник, было беспонтово. То ли дело студент!
Но именно сейчас две мечты: сбежать из школы в техникум и переспать с Наташкой – жестоко совпали по времени. Надо было что-то делать, и я решил ограничиться тем, чтобы попросить у нее мзду – «в виде раздеться».
– Наташ, а хоть покажи свою… Ну, между ног, а? Только быстро, а то у меня собеседование сейчас.
– Ты с ума сошел, родители дома!
В этот момент я понял, что Бог есть: входная дверь хлопнула! Они ушли! Значит, ее отмазка уже не годится.
– Ну, Наташ, видишь, их уже нет! Показывай. Только быстро, а то у меня собеседование.
– Не знаю-ююю даже.
– Ну, Наташ. Я же спешу. Ну давай.
Она уже томно вздохнула, задумавшись о своей девичьей судьбе, как… в дверь позвонили! Как нельзя некстати приперся мой одноклассник. По фамилии
Пышкин, которого мы называли Залупышкин. Впрочем, несмотря на фамилию, он был кучеряв и мускулист, а также высок. Серьезный конкурент мне, ведь у меня рост в то время был метр сорок девять.
А Залупышкин, надо сказать, тоже сильно запал на фразу «всем дает». И, как и я, принялся ухлестывать за Наташкой. При этом он полагал, что у него прав больше. Ибо он нравился Наташке чуть больше.
– Откройте! – стал орать он под дверью. – Я знаю, что вы дома!
– Ну, вот видишь, – облегченно прошептала она. – Теперь ничего не получится.
– Все получится. Мы же тихо сидим. Он поймет, что никого нет дома, и уйдет!
– Не похоже, – шептала она.
И, кажется, была права. Гад Залупышкин все названивал и настукивал. Как раненый вепрь, он бился в истерике и в дверь: «Я знаю, что вы дома-а!»
«Тоже мне экстрасенс», – думал я, вовсе не собираясь отступать от своей цели. Все же я полдня трудился над «Малой землей»! Так я теперь все брошу и пойду открывать! И я продолжал настойчиво шептать Наташке: «Показывай. Только быстрее, собеседование же сегодня!»