Лучшее во мне
Шрифт:
«Но кровь…»
Джаред сказал в панике, что Фрэнк весь в крови. Аманда попробовала снова набрать номер сына. Несколько минут назад он не отвечал. Она объяснила себе это тем, что он сейчас в «скорой» или в реанимации, где телефонами пользоваться запрещено. Она напомнила себе, что Фрэнк и Джаред находятся на попечении врачей и медсестер и что, когда Джаред наконец ответит, она, без сомнения, поймет, что ее паника была безосновательной. И когда-нибудь эта история — то, как мама летела как полоумная без всякой на то причины — будет предметом обсуждения за ужином.
Но Джаред опять не ответил, Фрэнк
Она бросила телефон на пассажирское сиденье и, надавив на педаль газа, приблизилась к впереди идущей машине так, что ее отделяли от нее какие-то несколько дюймов. Водитель наконец уступил ей дорогу, и она пронеслась мимо, даже не кивнув в знак благодарности.
19
Доусону снилось, что он снова на нефтяной вышке. Платформа сотрясалась от взрывов, которые происходили беззвучно, словно в замедленной съемке. Разорвался резервуар-хранилище, и в небо взметнулись языки пламени. Доусон следил взглядом, как в небо поднимается черный дым, медленно приобретавший очертания гриба. Он видел дрожащую рябь разбегавшихся по платформе взрывных волн, медленно сметавших все на своем пути, с корнем вырывавших столбы и оборудование. Последовавшие затем новые взрывы сбросили людей в море. Он ясно видел каждое судорожное движение их рук. Медленно и как-то сонно пожар начал поглощать платформу, которая постепенно распадалась на части.
Но Доусон оставался на месте, сказочным образом неуязвимый для взрывных волн и летящих во все стороны обломков. Впереди, возле подъемного крана, из облака нефтяного дыма возник человек, которому, как и Доусону, окружающие разрушения были нипочем. Окутав его на мгновение, дым, как занавеска, отодвинулся в сторону. Доусон поразился: он узнал темноволосого незнакомца в синей ветровке.
Незнакомец замер. Издалека в мерцающем воздухе его черты были неразличимы. Доусон хотел крикнуть ему и не мог, его губы лишь беззвучно шевелились; хотел подойти к нему ближе, но ноги словно приросли к земле. Поэтому они просто стояли и пристально смотрели друг на друга с противоположных концов платформы. И тут Доусону, несмотря на расстояние, показалось, что он начал его узнавать.
Когда он проснулся, в его крови еще бушевал адреналин. Непонимающе моргая, он стал озираться вокруг, потом наконец понял, что находится в гостинице Нью-Берна, прямо у реки, но даже осознав, что это всего лишь сон, Доусон почувствовал, как по его телу пробежал холодок. Он сел и спустил ноги с кровати.
Посмотрев на часы, он понял, что спал всего час. Солнце за окном почти село, и цвета гостиничного номера поблекли.
«Как во сне…»
Доусон встал и огляделся вокруг. На глаза попались бумажник и ключи возле телевизора.
Они напомнили кое о чем Доусону, и он решительно прошел через всю комнату, порылся в карманах пиджака, который носил днем, затем для верности проверил их еще раз, быстро пошарил в сумке и наконец, схватив бумажник и ключи, поспешил вниз, к стоянке.
Он обыскал каждый дюйм своей арендованной машины, методично осмотрел бардачок, багажник, пространство между сиденьями и пол.
Прочитав письмо Така, он оставил его на верстаке. Когда мимо прошла мать Аманды, он переключил внимание на Аманду, оставшуюся на крыльце, и забыл взять письмо.
Должно быть, оно все еще на верстаке. Можно было бы его, конечно, оставить… вот только он считал для себя это невозможным. Это последнее послание Така, написанное ему, его последний подарок, и Доусон хотел взять его с собой.
Он знал, что Тед с Эби будут прочесывать город в его поисках, но тем не менее уже мчался через мост в Ориентал. Через сорок минут он окажется на месте.
Алан Боннер сделал глубокий вдох, собираясь с духом, и вошел в «Тайдуотер». Народу там оказалось меньше, чем он ожидал: пара парней у барной стойки да несколько человек, в глубине зала игравших в бильярд. Занят был только один стол. Сидевшая за ним парочка отсчитывала наличные и, судя по всему, собиралась уходить. Совсем не то, что бывает в субботу или даже в пятницу вечером. С доносившейся из музыкального автомата музыкой и работающим у кассы телевизором заведение казалось почти уютным.
Протиравшая стойку Кэнди улыбнулась ему и помахала полотенцем. Она была сегодня вовсе не так расфуфырена, как обычно: в джинсах и футболке, с собранными в хвост волосами, но по-прежнему оставалась самой красивой девушкой в городе. Алан разволновался, опять усомнившись, согласится ли она с ним поужинать.
Он стоял вытянувшись. «Никаких отговорок», — подумал он. Вот сядет у барной стойки как ни в чем не бывало и постепенно так подведет разговор к тому, чтобы пригласить ее. Она со мной точно флиртовала, напомнил он себе, и хоть она, как видно, по своей природе кокетка, Алан был уверен, что она к нему отнеслась как-то по-особенному. Он видел это. И каким-то образом знал. Вдохнув побольше воздуха, он направился к барной стойке.
Аманда ворвалась в отделение «Скорой помощи», дико оглядывая толпу пациентов и их родственников. Перед тем она без конца по очереди набирала номера Джареда и Фрэнка, но никто из них не отвечал. В приступе отчаяния она позвонила Линн. Дочь еще была на озере Норман, в нескольких часах езды от Дарема. Новость ее сразила, и она пообещала приехать как можно скорее.
Стоя в дверях отделения, Аманда сканировала взглядом помещение в надежде увидеть Джареда. Она молилась, чтобы ее тревога оказалась напрасной. Но вот в дальнем конце зала она, к своему недоумению, увидела Фрэнка. Тот встал и направился к ней. Судя по всему, он пострадал меньше, чем она предполагала. Аманда бросила взгляд поверх его плеча в поисках сына. Но Джареда нигде не было.
— Где Джаред? — сразу начала она, когда Фрэнк приблизился. — С тобой все в порядке? Что случилось? Что происходит?
Она все еще не переставала спрашивать его, когда Фрэнк взял ее за руку и вывел за дверь.
— Джареда госпитализировали, — проговорил он заплетающимся языком. И это несмотря на то, что с тех пор, как он уехал из гольф-клуба, прошло уже порядочно времени. Видно было, как он старался, чтоб его голос звучал уверенно, но его дыхание и пот были пропитаны перегаром. — Я не знаю, что происходит. И никто, видимо, точно не знает. Хотя медсестра упомянула кардиолога.